Иван Хомич - Мы вернулись

- Товарищ, дай патрон или гранату.

Но боеприпасы кончались и у нас. Оставалась неизменной только стойкость да воля к победе.

К двадцатым числам, июня немцам удалось прорвать оборону и на главном направлении выйти к Северной бухте. Подковообразная линия фронта была нарушена, но ожесточенные бои продолжались.

Свои разбитые и уставшие части гитлеровцы заменяли свежими резервами, которые тотчас шли в атаку. Наши войска дрались бессменного конца выполняя свой долг перед Родиной, отстаивая каждый метр земли.

Был получен приказ Верховного Главнокомандования Советских Вооруженных Сил оставить Севастополь.

Утром первого июля 1942 года в разрушенный город вступили немцы.

Севастополь горел. Жить в городе оказалось невозможным, и вражеские части, не успев войти в Севастополь, постарались как можно скорее покинуть его. А бой продолжался. Когда рассеялся утренний туман, мы увидели полчища немцев. Впереди развернулись до сотни танков, за ними двигались тысячи автоматчиков, в воздух поднялась целая армада вражеских самолетов.

Весь день пехотинцы и моряки дрались отчаянно. Связь со штабом армии часто прерывалась, а к ночи прекратилась совсем. Утром вернулся легко раненный командир противотанкового дивизиона, которого я ночью направил в штарм, и сообщил, что командный пункт армии перенесен на 35-ю морскую батарею. К вечеру мне удалось повидаться с генералом Новиковым, который остался за командующего.

- Тяжелые бои идут юго-западнее Севастополя и в районе Камышовой и Казачьей бухт, каковы планы на дальнейшее?

Все это я выпалил залпом.

Генерал Новиков сидел за столом командного пункта в подземелье морской батареи. Он отдавал какие-то распоряжения майору, на столе перед ним лежала карта, много шифрованных радиограмм.

Генерал посмотрел на меня и сказал:

- На тебе лица нет, весь в пыли и дыму. Ступай умойся, поешь. Я разберу шифровки, тогда поговорим.

Я ушел, быстро умылся, почистился, как мог, поел кое-как, торопясь к командующему. Встал - и тут у меня закружилась голова, перед глазами пошли круги, и я свалился без памяти. Сказались все-таки последние трое суток, без единого часа сна и отдыха.

Очнулся я ночью. Кругом было темно, сыро, но очень шумно. Ломило тело, голова и перед гимнастерки были мокры - меня, очевидно, обливали водой. Какой-то моряк поддерживал меня, а медсестра подносила к носу ватку с нашатырным спиртом. Я услышал ее голос: "Надо его на воздух, к морю, а то кончится..."

Моряк помог мне пробиться к выходу.

Генерала Новикова в ту ночь повидать мне больше не удалось. Берег весь кипел. Все, что нельзя было взять на корабли, уничтожалось. Взрывались доты, дзоты, моряки жгли склады с обмундированием, разбивали оставшиеся без горючего автомашины, чтобы ничего исправного не оставить врагу.

Утром второго июля ни одна из сторон долго не открывала огня. Воздух был чист. Тихо плескались волны.

Командиры и комиссары посовещались. Требовалось немедленно организовать уже разрозненные группы людей, чтобы каждый боеспособный дрался на том участке, где застало его утро.

Когда немцы начали бой, как им казалось - последний, их снова встретили организованным огнем, а во многих местах - массовой контратакой.

Началась тяжелая битва на последнем рубеже. Опять шли кровопролитные бои, продолжавшиеся днем и ночью.

Приморцы вынуждены были беспрерывно переходить в контратаки, так как боеприпасы кончались, а враг наседал. По всему берегу неслось тогда ожесточенное хриплое "ура" и часто наши контратаки заканчивались бегством фашистов (особенно в ночное время) и захватом их автоматов, патронов и гранат.

На одном участке немцы даже бросили свою батарею. Русские артиллеристы захватили пушки, повернули их и огнем заставили отойти наступавшие немецкие танки.

В ночь на третье июля, прямо с поля боя, с автоматом в руках на 35-ю морскую батарею пришел представитель Генерального Штаба. Мнение наше было единым: бой нужно вести до последнего.

Связь с частями осуществлялась теперь только посредством связных. Продовольствие и пресная вода кончились, было отдано распоряжение экономно расходовать носимый запас сухарей, которые тоже были на исходе. Бойцы требовали боеприпасов, оружия, но командиры ничем не могли помочь. Весь начальствующий состав вместе с бойцами дрался на позициях.

О питании уже никто не говорил, зная, что пищу можно только отнять у врага. Половину того, что добывали в бою, отдавали раненым. На долю бойца оставалось два - три сухарика в день.

Четвертого июля немцы прорвались к берегу.

В ночь из пятое июля старшие командиры и комиссары собрались на 35-й морской батарее. Решено было пробиваться в горы, a там перейти к партизанским методам борьбы.

В ту же ночь мы завязали бой, понесли большие жертвы, но пройти в горы не удалось. Враг укрепил каждый метр земли, расставил прожекторы. Теперь уже и ночь перестала быть нашей союзницей.

К утру, оставив батарею, мы ушли под кручу. С этого времени батарея как центр управления перестала существовать.

Немцы повсеместно заняли крутой, высокий берег, но мы и под кручей, разбившись на группы, продолжали сопротивляться. Очаги обороны находились теперь в скалистом берегу у самого моря. Со стороны суши мы - как гнезда ласточек - были мало уязвимы, нас защищала крутизна и толща скалы. Когда немцы стали бросать гранаты вниз, многие воины поднялись выше. Так в выступах и пещерах крутого берега образовалось несколько "ярусов".

Расчеты гитлеровцев на голодную блокаду не оправдались. Люди держались, а при случае еще и отстреливались.

Весь день фашисты бомбили нас, под вечер стрельба утихла. Мы сидели у моря в пещере, прикидывая, что можно еще предпринять, как прорваться в горы. Вдруг донесся еле уловимый плеск. Посмотрели на море, но ничего не заметили. Однако плеск снова повторился. Кто-то плыл к берегу!

Ночь. Немцы, можно сказать, над нами. Нервы напряжены до крайности. Ничего нельзя было разглядеть в густом мраке южной ночи, но все-таки кое-кто приготовил автоматы. Правда, мы сообразили, к счастью, что вряд ли кто-либо из немцев поплывет к нам, рискуя получить пулю.

Мы ждали, тихие всплески приближались. Вот что-то чернеет и движется внизу, зашуршала галька... Шорох, видимо, и наверху расслышали. Немцы ударили из автоматов, срикошетила о камни одна, другая очередь. Теперь уже можно было разглядеть, как на фоне чуть фосфоресцирующего моря поднялась и метнулась под кручу маленькая фигурка.

Следили за ней, видимо, все "ярусы" и пещеры, потому что отовсюду раздавался гулкий шепот:

- Эй, давай сюда! Сюда давай!

Велико же было наше удивление, когда в пещеру к нам поднялась девушка. Полураздетая, мокрая, она привалилась к скале, с облегчением переводя дыхание, а мы так растерялись, что даже не вдруг заметили, как ее знобит.