Николай Воронов - На службе военной

- Где же остальные?

- Да псковские все,- пояснил красноармеец.- Увидели родные места и махнули домой за сухарями. Разве удержишься?

- Но ты же удержался, а ведь тоже псковский.

- Так я ж дневальный, на службе нахожусь. Пост бросать нельзя, это каждый понимает.

Невозмутимость собеседника еще больше взвинтила меня.

- Это же дезертирство!

- Какие же они дезертиры? - пытался защитить своих друзей красноармеец.Они же не сбежали совсем, а ушли на денек домой на побывку. Сухариков с сальцем захватят, и все явятся, как голубчики.

На следующий день на одной из станций мы догнали эшелон со своей батареей. Он стоял на запасном пути. Командир батареи обрадовался моему прибытию, а в отношении девяти беглецов не выразил особого удивления: он уверен, что они скоро появятся.

Псков в это время был захвачен германскими войсками. Там же орудовала банда Булак-Балаховича.

Наша батарея опоздала: Псков взяли без нашего участия. Нас направили в сторону Изборска, где противник проявлял упорство в обороне и даже пытался наступать вдоль железной дороги.

Части Красной Армии на этом направлении имели мало артиллерии, но зато в их распоряжении был бронепоезд "Стенька Разин", вооруженный морскими орудиями разных калибров. На бронепоезде служили моряки. Белогвардейцы их очень боялись. "Стенька Разин" нередко выдвигался на первые линии нашей пехоты и вступал в огневой поединок с бронепоездом противника, заставляя его спасаться бегством.

Первые бои

Нашей батарее было приказано занять позицию около деревни Красная Репка, чтобы своим огнем прикрывать железную дорогу.

Однажды вражеский бронепоезд в предрассветном тумане проник в расположение наших войск. Этого никто не ожидал. В нейтральной полосе был разрушен небольшой мост. Это препятствие казалось непреодолимым. Никому и в голову не приходило, что противник может тайком починить мост. Мы проснулись от грохота. Снаряды рвались в районе нашей батареи. Правда, это была беспорядочная стрельба, она не причинила серьезных потерь, но поволноваться нас заставила крепко и на всю жизнь научила бдительности.

Мы быстро открыли ответный огонь. Сначала была проведена короткая, но уверенная пристрелка, потом командир батареи перешел к стрельбе на поражение. Снаряды ложились вблизи бронепоезда, они разрушили железнодорожное полотно, отрезав врагу дорогу к отступлению

Где же наш "Стенька Разин"? Как он нужен в эту минуту! Но телефонная связь была нарушена, и мы не имели никакой возможности позвать моряков на выручку. Оставалось рассчитывать только на свои силы. У нас было мало боезапаса, но на этот раз командир батареи решил снарядов не жалеть.

И вот раздается общий крик радости: наш снаряд угодил в паровоз и вывел его из строя. Теперь-то уж конец вражескому бронепоезду... Но почему медлит пехота? Командир батареи посылает к пехотинцам конных связных. Мы продолжаем вести методический огонь по бронепоезду. Враг не стреляет, но к бронепоезду не подойти - его обороняет пехотный десант

Снова и снова взываем к нашей пехоте, но все безрезультатно. А белые не дремали. Из тыла противника примчался паровоз с платформой. Белые быстро починили разрушенный участок дороги. Паровоз подошел к бронепоезду подцепил его и потащил в свой тыл. Наши снаряды рвались близко от ускользающей добычи, но прямых попаданий не было.

Командование пехотной части прислало нам свою благодарность и даже ценные подарки для отличившихся артиллеристов, но от этого не было легче. Мы поняли, что стреляем пока плохо. Командир батареи А. Г. Шабловский стал уделять еще больше внимания обучению подчиненных. Особенно упорно отрабатывали мы правила пристрелки и стрельбы на поражение. Тренировались, взаимно проверяли знания и навыки друг у друга.

Мы по очереди дежурили на наблюдательном пункте. Но когда надо было вести огонь, командир батареи всегда как-то мгновенно оказывался здесь и сменял дежурившего. По правде сказать, еще не доверял нам такое важное дело, как стрельба через головы своих войск. Но мало-помалу он стал поручать мне, своему помощнику, управление несложными стрельбами. У нас была небольшая партийная организация и группа сочувствующих. Наш военком тов. Славкин по молодости и неопытности обычно ограничивал свои функции снабжением бойцов газетами. Коммунисты сами проявляли инициативу, проводили короткие беседы с красноармейцами и младшими командирами по "текущему моменту". К этой работе привлекались и сочувствующие. Бывало, получишь газету, прочтешь в ней о важнейших событиях за последние дни и без промедления начинаешь делиться прочитанным со своими товарищами. Такие непринужденные и как бы случайные разговоры играли большую роль в политическом воспитании бойцов, укрепляли боевую дружбу. Наши войска вскоре взяли Печоры. Здесь-то и разыскали, наконец, свою батарею девять псковичей, которые ездили домой "за сухарями". Беглецы радостно стали обнимать своих друзей. В это время появился комиссар батареи. Славкин посчитал возвратившихся дезертирами и объявил им, что они арестованы.

Назначив одного из арестованных - Матвея Белова - старшим, он вручил ему сопроводительную бумажку и приказал всем немедленно отправиться в трибунал, который находился неподалеку, в пехотной части. Арестованные явились туда, и сразу же началось разбирательство их дела. Им вынесли общественное порицание и отправили обратно в свою батарею для продолжения службы. Как рассказывали потом, работники трибунала поразились тому, что "дезертиры" сами прибыли на суд, без конвоиров, без охраны. Не часто бывает такое. Бойцы чистосердечно раскаялись и дали обещание искупить свою вину в боях.

Вернувшиеся в батарею красноармейцы были рады благополучному исходу. Все они после честно несли службу.

Части Красной Армии продолжали продвигаться вперед. Нашу батарею все время держали вблизи железной дороги,- видимо, нас считали специалистами по борьбе с бронепоездами. Немалое значение придавалось и калибру орудий батареи, которую частенько называли тяжелой. Ее снаряды наводили страх на вражеских солдат. Но некоторые пехотные начальники были недовольны темпом стрельбы и часто требовали от нас вести беглый огонь. Однако командир батареи предпочитал методический огонь, чтобы иметь возможность корректировать каждый выстрел: мы постоянно испытывали недостаток боеприпасов. Иногда нам присылали шрапнель старых образцов, но она не соответствовала таблицам стрельбы. Наши приемщики предпочитали брать со складов "бомбы". Это название перешло к нам из царской армии, где бомбой назывался артиллерийский фугасный снаряд весом более одного пуда. Такой же снаряд, но весом менее пуда, назывался гранатой.