Валерий Поволяев - Шебаршин. Воспоминания соратников

Будучи твердым и последовательным государственником, он не без горечи воспринимал уход его близких людей с государственной службы в частные коммерческие структуры. Время диктовало свои законы. Про себя он говорил: «Наше время придет, но нас оно уже не застанет».

Он очень хотел бросить курение, но чего-то не хватало для победы над этой вредной привычкой. Окружавшие его друзья уже не брали в рот сигареты, а на его столе постоянно лежали пачки «Винстона». Чтобы он не чувствовал себя одиноким в этом «пороке», я всегда при встречах с ним «стрелял» у него сигарету и не без удовольствия (вспоминая далекие времена оперативной работы за рубежом) пускал кольца дыма в потолок. В своем кругу мы звали его «шефом», несмотря на то что он был моложе многих; в наших структурах большее уважение отдавалось служебному положению, нежели возрасту. Начальник разведки есть начальник на все времена. По своим личным качествам он превосходил большинство своего окружения исключительно цепкой памятью, железной логикой, умением слушать и слышать. Его общей эрудиции можно было только позавидовать. Она была следствием давнишней его дружбы с книгой. Когда он ушел из жизни, встал вопрос, что делать с его личной библиотекой, насчитывавшей более тысячи томов, причем это было не случайное скопище, а тщательно отфильтрованное собрание из работ по вопросам истории, экономики, культуры России и интересовавших его зарубежных стран. Сейчас в нашей стране не в чести все, что связано с наукой, число библиотек повсеместно сокращается, их помещения переделываются под «офисы». Но тут сказала свое слово разведка, она приняла в свои фонды все книги, на собирание которых Шебаршин потратил часть своей жизни. На каждом экземпляре поставлен его экслибрис. Спасибо коллегам из Ясенева.

За четыре дня до трагедии мы с супругой были в числе приглашенных у него на ужине, посвященном его 77-летию. Были еще две пары: друзья детства Савицкие и Шебаршин Владимир Владимирович с женой, с которыми Леонид Владимирович поддерживал тесные добрые отношения. Мы в полный голос пели наши любимые песни военной поры. Особенно четко рубили «Марш артиллеристов» с его словами «Горит в сердцах у нас любовь к земле родимой…». Сам Леонид Владимирович очень любил песню «Враги сожгли родную хату…». У него наворачивались слезы при упоминании в песне имени покойной Прасковьи, потому что именно так звали родную мать Шебаршина. Ничто не предвещало скорой беды, хотя мы видели и знали, что болезни постепенно подтачивали организм именинника. Хозяйкой-распорядительницей была преданная, хотя и очень далекая его родственница Татьяна Пушкина (ее покойный муж и покойная жена Шебаршина были родными сестрой и братом). Татьяна пользовалась полным доверием и расположением Леонида Владимировича. У нее единственной были ключи от квартиры, и она была первой, кто вошел в дом, чтобы обнаружить уже бездыханного Леонида Владимировича. От нее я узнал о непоправимой беде — утере человека со знаком качества, который мог бы быть козырной картой в руках России в годы, когда ей достались большей частью шестерки да семерки.

Николай Леонов,

генерал-лейтенант госбезопасности

Шеф

В последние годы жизнь довольно близко свела меня с ним, и чем дальше, тем явственнее: большое видится на расстоянии. Много хотелось сказать ему еще тогда. Всего-то требовалось позвонить и заглянуть на огонек в его скромный офис на Чистых прудах, пообщаться за чашкой настоящего дарджилингского (кто из нас не помнит этого: «Хороший чай в Москве редкость, в ярких упаковках продают мусор — ни терпкости, ни аромата!»). Теперь, когда его не стало, жалею, что не общался с ним чаще, что многого так и не рассказал ему, не услышал его ответов.

Офисы эти представляли собой островки чекистской этики, традиций, царивших в профессиональных коллективах 1980-х, создавали приятную иллюзию прежней стабильности и надежности. Осколки КГБ, как их порой ядовито называли, но от этого уважали не меньше. Стремились сюда за добрым советом или просто за человеческой поддержкой в трудных ситуациях коммерсанты, директора предприятий, ученые, артисты и даже политики. Леонид Владимирович, или, как мы его между собой называли, шеф, был душой офиса, харизмой, настоянной на изысканной разведывательной мысли, истории Востока, знании полдюжины языков и того, что и как надо делать «за бугром».

В заповедной и таинственной тиши уютной квартиры шефа («Логово начальника разведки», — пришло на ум, когда впервые переступал ее порог) пришлось бывать реже. Тот некогда элитный цековский дом, во дворе которого можно было встретить многих известных персонажей политической авансцены той поры, включая бывших верных ленинцев Б. Ельцина и Г. Зюганова, стоял недалеко от Тверской. Обычный подъезд, лифт, дверь, приветливое приглашение помощницы по хозяйству Вики мыть руки: «Пельмени как раз поспели». Мои смущенные приветствия в адрес дремлющей в кресле парализованной (это стало понятно значительно позже и никогда не обсуждалось вплоть до ее скромных похорон) Нины Васильевны и ее ответные мучительно-вежливые кивки.

После пельменей и традиционно крепкого чая речь, конечно же, зашла о книгах — верных друзьях, особой гордости хозяина, символе этого дома. Нарядные современные, старые и изрядно потрепанные, приобретенные в дорогих западных магазинах и на дешевых восточных развалах, научные, художественные, в том числе довольно редкие, говорящие на десятках языков. История и лингвистика, этнография и естествознание, колониальные походы и военное искусство, государственное устройство, дипломатические службы и разведки разных стран и времен, сборники поэзии, альбомы живописи и многое другое. Книги всюду. Они здесь живут (жили) везде. Помню, увидев книжные полки даже в прихожей, неуместно пошутил: театр начинается с вешалки, забыв, что лицедейство (по крайней мере, плохое) хозяин квартиры не жалует. Это вовсе не коллекционирование, чтобы было «как у людей», не показуха, а каждодневный смысл бытия, неизбывная жажда познания, его культ.

Сколько раз я поражался, завидовал юношескому огню, вспыхивавшему в его выразительных темных глазах, когда речь заходила о книге, об интересном и неординарном событии! Усталость и хвори (помните его: «На смену юношескому романтизму неизменно приходит старческий ревматизм»?) мгновенно покидали его, когда в его руки попадала книга. Бережно брал книжку, как крылья птицы подхватывают птенца, опытными движениями букиниста оглаживали обложку, пытливо и наскоро перелистывал страницы, то поднося, то отдаляя от лица, словно на ощупь, на запах пытаясь определить познавательную и духовную ценность этого «контейнера» с информацией. Опытный глаз книжного охотника тем временем стрелял по диагонали страниц, чтобы решить, достойно ли сие творение его времени, стоит ли его читать («Каждая минута моего времени стоит очень дорого. Только вот покупателей нет», — шутил он).