Виктор Васильев - Загадка Таля. Второе «я» Петросяна

— Смирно! — скомандовал вдруг генерал и сам удивился эффекту своих слов: мальчик, словно только того и ожидая, бросил газету и вытянул руки по швам:

— Здрасте, товарищ генерал!

— Вольно! Доложи обстановку.

Миша слово в слово повторил сводку информбюро. Генерал внимательно, без тени улыбки выслушал донесение, потом поднял Мишу и крепко расцеловал.

— А ведь ты, братец, молодчина!

— Я и вчерашнюю сводку наизусть помню, — сообщил мальчик. — Рассказать?

ДЖИН

ВЫПУЩЕН ИЗ БУТЫЛКИ

Живой, эмоциональный, впечатлительный, Таль всякому увлечению отдавался целиком, без остатка. Все у него было «очень». Очень любил музыку. Очень любил математику. Очень любил футбол: с пятого класса школы до третьего курса института играл в командах вратарем.

Отец с матерью не возражали против этих увлечений своего беспокойного отпрыска. Их только тревожила одержимость, с которой он брался за любое дело. Но музыка — это прекрасно. В доме доктора Таля царил культ музыки. Сам доктор играл на скрипке, Ида Григорьевна — на рояле, дядя Роберт умел извлекать довольно приятные звуки из виолончели.

Поэтому, когда Миша увлекся игрой на рояле, все как-то само собой решили, что он будет музыкантом. Тем более что он делал большие успехи: после года занятий уже хорошо исполнял экспромт Шуберта, вальсы Чайковского. Потом добрался и до Шопена. И кто знает, может быть, в мире стало бы одним средним музыкантом больше и одним выдающимся шахматистом меньше, если бы доктор Таль, большой любитель, хотя и не очень большой знаток шахматной игры, не познакомил бы с ней младшего сына. Добрый доктор и не подозревал, какого страшного джина выпустил он из бутылки.

Впрочем, мать главной виновницей считала себя. Она виновата, она допустила оплошность, которую долго не могла себе простить. Как это она с ее опытом, с ее безошибочной интуицией не поняла, чем непременно станут шахматы для Миши с клокотавшей в нем жаждой биться, мериться силами и обязательно побеждать, побеждать.

Вскоре мать почуяла опасность и предприняла ответные меры. Теперь она уже не только не противилась, как прежде, игре в футбол, а сама посылала мальчика на улицу. Пусть он возвращался домой грязный, в порванных брюках, с пораненными локтями — зато футбод не мешал музыке: умывшись, Миша тут же набрасывался на рояль.

Но вот шахматы, эта медленно, но верно действующая отрава, захватывают его целиком, и ни музыка, ни любая другая сила уже не могут соперничать с ними. Бедная Ида Григорьевна! Она и не подозревала, что наступит день, когда шахматные успехи и невзгоды сына будут занимать ее куда больше, чем похвалы или укоры учительницы музыки,

У шахмат, однако, была еще одна соперница — математика. В школе незаурядные математические способности Таля быстро обратили на себя внимание. Мальчик не просто решал задачи быстрее всех — он почти всегда находил какой-то необычный и своеобразный путь решения. На конкурсах решения задач и математических викторинах Таль был непобедим. Математика давала ему возможность утолять жажду борьбы, она ставила перед ним трудные проблемы, и из поединков с шеренгами цифр он выходил победителем. Это ему всегда нравилось, но в первую очередь, конечно, сам процесс решения доставлял ему наслаждение. Словом, Таль очень любил математику, очень.

Кто знает, может быть, в мире стало бы одним средним математиком больше и одним выдающимся шахматистом меньше, если бы… если бы не педантичный характер учительницы, которую нисколько не радовало, что Таль в уме умеет извлекать корни: он, оказывается, небрежно вычерчивал треугольники. Кляксы в тетради, неряшливость в записи решения, отсутствие должного прилежания — грехов у Таля было много. Посыпались тройки, потом двойки.

Миша заупрямился. Клякс в тетради стало заметно больше. Он чувствовал, что учительница во многом права, и это его еще больше злило. Потом произошел инцидент, который навсегда покончил с альтернативой — шахматы или математика. Таль решил какую-то задачу в уме и написал ответ. Так как ход решения приведен не был, учительница заподозрила, что он попросту списал ответ из задачника. Миша обиделся, перестал ходить на уроки математики. В конце концов его перевели в другую школу, но роман с математикой был закончен.

Итак, путь шахматам был расчищен. (В старших классах, правда, Таль неожиданно увлекся гуманитарными науками, в первую очередь литературой. Очень увлекся. Но литература и история шахматам почему-то не мешали.)

Забавный был вид у этого черноглазого мальчишки со свисавшим на глаза чубом, когда он сидел, низко склонив голову над доской. Обдумывая ходы, Таль забывал обо всем на свете, даже, наверное, о том, что играет в шахматы. Его руки машинально следовали за мыслью: словно слепой, он ощупывал фигуры на доске, которыми собирался пойти или на которые намеревался напасть.

Эта привычка очень мешала партнерам, и однажды один из старшеклассников, сев с ним играть, заставил мальчика держать руки на сиденье стула — под собой. Таль выдержал ходов шесть. Потом вскочил, смешал фигуры на доске и выбежал из комнаты.

Играть. Выигрывать у своих сверстников, еще лучше — у взрослых, у знакомых, у незнакомых. Играть в турнирах класса, школы, Дворца пионеров, дома, во дворе, на уроках, на перемене. Играть, играть, играть.

Талю повезло: во Дворце пионеров руководил занятиями незаурядный человек. Янис Крузкоп, по профессии преподаватель английского языка, был влюблен в шахматы. Больше, чем шахматы, он любил только детей. Крузкоп был романтик. Он ценил в шахматах лишь красоту и, может быть, поэтому мастером так и не стал.

Крузкоп нашел в мальчике на редкость верного и благодарного ученика. Вскоре Миша Таль понял, что ему хочется не просто выигрывать, но выигрывать красиво. Очень хочется.

Теперь он часто наведывается в подвальчик на улице Вейденбаума — там тогда помещался Рижский шахматный клуб. Здесь он был согласен на все — следить за игрой перворазрядников, играть сам, слушать «охотничьи рассказы» бывалых шахматистов. Когда он засиживался очень поздно, в клуб приходила мать или дядя Роберт и тащили упиравшегося мальчишку домой.

Постепенно становилось ясным, что у младшего сына доктора Таля характер при всей доброте и покладистости не из легких. Миша привык, что ему все удается, все получается. Дома и в школе — для каботажного плавания — такая уверенность годилась. В большом плавании она оказывалась вредна. Но он этого еще не понимал и бывал наказан.

Однажды, гуляя в Межа-парке, он захотел искупаться. У озера в Межа-парке дурная репутация. Миша знал об этом, но… Таль не боится ничего! Мать, чувствуя каким-то шестым чувством надвигающуюся беду, торопливо пошла следом. И когда Миша, попав в яму с ледяной водой, камнем пошел ко дну, она кинулась за ним и в последний миг успела схватить за руку. Его откачивали, потом он долго болел.