Юрий Лубченков - Главы государства российского. Выдающиеся правители, о которых должна знать вся страна

Шведы вышли на берег. Для Биргера разбили великолепный златоверхий шатер. Все было тихо, погода стояла не жаркая, легкий ветерок едва шелестил листья и серебрил верхушки берез.

Был один из лучших июльских дней, жар которого смягчался свежим морским ветерком. Поверхность Невы была гладка. Казалось, что ничто не могло нарушить прелести подобной картины. Даже не видно было ни одного хищника-ястреба; и тот, где-нибудь забившись, мирно отдыхал. Кузнечики весело стрекотали в траве, все дышало миром и посылало хвалу Творцу.

Но вдруг царствовавшая доселе тишина сменилось криком, с которым русское войско выскочило из леса и удирало на врага. Внезапность и стремительность нападения привели шведов в замешательство, расстроили их ряды. Часть их дрогнула, но большинство скоро оправилось, и завязался отчаянный бой. Княжеская дружина совершала чудеса храбрости. В самый разгар битвы выскочил из засады Яков Полочанин со своими товарищами и погнал целый шведский отряд. Александр, бившийся как простой воин, закричал ему:

– Молодец, Яков! Спасибо!

Сам Александр показывал собою пример храбрости и мужества. Биргер, увидев его, догадался, что это и есть новгородский князь, и помчался на него. Началось единоборство между вождями. Оба были сильны и ловки, страшные удары наносили они друг другу, но каждый удар одного отбивался ловким ударом другого. Наконец Александр ранил Биргера и, по словам летописца, «положил ему печать на лицо копием своим». Гордый шведский вождь побежал.

Вдруг при радостных криках русских золотоверхий шатер Биргера упал. Это удалой княжеский слуга Савва пробился к шатру и подрубил его. Шведы повсюду обратились в бегство, за исключением небольшой горстки храбрейших из них, бившихся у самого берега и прикрывавших бегство остальных. В особенности выделялся своей храбростью католический епископ Спиридон и один из шведских воевод. Епископ сражался как простой воин, в те времена в Европе это было обыкновенное явление. Но вот появился всадник – Гавриил Олексич. Стремительно бросился он на шведского воеводу, и тот пал мертвым. Пал в битве и епископ Спиридон.

Поражение шведов было полное, и только наступившая темная ночь спасла их от совершенного истребления. Шведы трупами одних только знатных воинов нагрузили две шнеки. Трупы же простых воинов зарыли в яму и до рассвета уплыли в море. У русских было убито, как считают летописцы, только человек двадцать.

Трудно описать радость, охватившую новгородцев, когда они узнали о победе. Тем более, что после нее русские надолго могли быть спокойными, что шведы не будут их тревожить.

За эту великую победу, спасшую Русскую землю от иноземной власти и латинства, Александр получил прозвание Невского.

С. Кротков

Александр Невский. Художник Василий Шубуев. 1836

Солнце земли Русской

Отгремел гром. Отбушевала буря. Затихли падавшие с неба потоки дождя. И царственное солнце всплывает на ясный небесный свод во всей своей красе. И мягкими ласкающими лучами обнимает оно и влажную землю, далеко пропитанную теплыми небесными водами, и раздувшиеся реки с ручьями, и высоко поднявшиеся в берегах своих озера и пруды, и луга, где на каждой травке и в чашечке каждого цветка блестят дождевые капли, и веселые леса с бесчисленными жизнями, в них приютившимися, с разнообразной вырезной листвой, только что омытой и блещущей яркой зеленью.

И обнимает, ласкает, греет солнце всю красоту. Бросает оно свои примирительные лучи и на деревья, вырванные с корнем бурей… И под ласкою солнца вновь закипает остановившаяся под бурей жизнь.

Таким же ясным, все освещающим и оживляющим солнцем над измученной Русью взошел, после позора упавшего на нас тяжелого татарского ига, святой благоверный великий князь Александр Ярославич Невский.

После большой охоты у князя Ярослава Всеволодовича – большой пир.

Охотились несколько дней и вернулись домой с богатой добычей. Пред княжеским теремом лежат на земле трупы диких зверей: вепри со страшными клыками, медведи, поднятые на рогатины, лоси с раскидистыми громадными рогами.

За длинным столом сидят бояре княжеские, воины, отроки; и ходит меж ними почетный кубок, и быстро исчезают груды дымящихся благовонным дымом яств в устах проголодавшихся охотников.

И, когда первые приступы голода утолены, развязались языки, и начинаются рассказы о разных подробностях охоты, споры, похвальба, даже крики. Но крики разгорячившихся гостей стихают всякий раз, как князь Ярослав возвысит свой спокойный неторопливый голос.

В пиршественную комнату незаметно пробрался старший сынок князя, пятилетний Александр. Мальчик крупен не по летам, с горящими огнем глазами, с живым впечатлительным лицом. Как бы хотелось ему с этими витязями побывать на охоте, соколом носиться по привольным луговинам, забираться за зверем в лесную чащу, летать по воле.

Свободы, свободы надо этой детской груди, усталости, утомления, борьбы, опасностей, а пуще всего – свободы, свободы!..

Семнадцатилетний Александр, правивший Новгородом, остался один.

Итак, все вести, которые сперва доходили до Новгорода робко, неясно – все это так. Русь разгромлена. Батый сокрушил Рязань, испепелил Владимир, разбил великого князя Георгия на реке Сити, изрубив все русское войско, идет теперь на Киев.

Схватившись обеими руками за голову, молодой князь Александр тихо стонет. Там, в мозгу его, страшные, сверлящие этот мозг образы. Никогда, никогда они не потускнеют. До конца его дней будут томить и жечь его…

Дрожат под страшными ударами таранов стены родного Владимира. Видны уже сквозь полуразрушенные зубцы стен озверелые лица татар… Разбивают уже бревнами двери Владимирского заветного собора. А там, на хорах, постриженные в схиму, ждут смерти семья великокняжеская со своими ближайшими боярами…

Татары ворвались. Зажгли собор. Дым, поднимаясь кверху, душит стоящих на хорах.

Кончилась праздничная, яркая, свободная Русь… Кончилась! А как он любил ее, как он думал служить ей, как хотел беречь ее! И вот теперь лежит она, опозоренная, оскверненная, порубленная, еле дышащая, окровавленная…

И стонет тихим стоном молодой Александр, зажимая голову руками. Встает, подходит к лику Спасову, чернеющему в углу старой иконописью, блещущему золотом и камнями венца.

– Научи меня помочь ей! Научи меня отдать ей всякую мысль и всякую каплю крови. Дай покоить ее. Дай залечить ее раны. Дай мне послужить родной моей земле!

И слезы льются из глаз, раскрывшихся на великую неисходную скорбь родины, и вместе с горючим горем что-то светлое, громадное поднимается из недоступных глубин души. Крепнет воля, складывается решимость…