Василий Ершов - Дневник графомана

 24.12.   

 Да, снятся, снятся мне полеты. Но как-то без надрыва. На седьмом году убеждаюсь: все  сделал вовремя, налетавшись в меру, наевшись полетами, сохранив впечатления и не испачкав их досадой или разочарованием. Теперь можно не спеша, потихоньку писать. Имя в авиации я себе сделал; этого мне достаточно. На большее у меня нет таланта, и надо выбирать шапку по Сеньке: читателю предлагается любопытная информация Ершова о полетах, не более. И новая книга выше не потянет, чую. Как ни вылизывай текст – он все равно останется всего лишь добротным текстом.

 А главное – разочаровываюсь в массовой читательской аудитории. Ей все-таки ближе сейчас развлекательное чтиво, которое по прочтении не жаль выбросить в урну и забыть. 

 Так есть ли смысл писать что-то глубокое?

 И существует ли во мне что-то такое глубокое, о чем могу читателю сказать?

 25.12. 

 «Самолетопад» в интернете пошел; уже и не совсем доброжелательный отзыв появился. Мол, Ершов в своей четвертой книге пишет то же, что и в предыдущих: нытье и хвастовство; интересно, что будет в пятой, шестой – книгу-то с полок разбирают!

 Ага, разбирают, нытье и хвастовство. А на казахстанском авиационном сайте мои книги цитируют с восторгом, целыми главами.

 26.12. 

 Так писать, как пишу я – по столовой ложке раз в неделю, – и года на книгу не хватит. Интерес писательский как-то замыливается и затирается сиюминутными мелкими делами. 

 Во всяком случае, новую книгу надо дописать, отполировать и выпустить. Пять книг на одну тему – это уже твердое имя в авиационной литературе.

 Моя беда в том, что пишу не механически, а сердцем и эмоциями: весь мокрый. 

 Описал сарму. Уже осталось им десять-пятнадцать минут полета, скоро Ушканьи острова.

 Итак, осталось описать пролет над островом и собственно посадку. И все: фабула готова.

 Я тут попутно узнал значение некоторых литературоведческих терминов: фабула и сюжет, коллизия, перипетия, экспозиция, кульминация, завязка, развязка, пролог и эпилог.

 Оказывается, я делаю все по науке: пролог и экспозиция есть, коллизия вырисовывается, завязка есть, кульминация и развязка вот-вот будут, перипетии всякие присутствуют, эпилог, можно сказать, написал. 

 29.12. 

 Прислал мне письмо Владимир Александрович Пономаренко. Когда я, лет восемь назад, впервые услышал в «Олимпийце» его лекцию, когда потом с трепетом душевным познакомился лично, – разве я думал, что получу такой лестный публичный отзыв о своем творчестве от признанного ученого мирового масштаба? А теперь мы переписываемся. 

 Пономаренко лежит в больнице со сбоем ритма, вот и написал, от скуки. Ну, мне – комплименты. Заодно довел до меня московские слухи насчет перестановок в верхах ГА. Ну, мне они все – до фени.  Разруха не в министерстве, а в головах правителей.

 30.12.   

 С утра сел править, а потом-таки взялся за эти острова и дошел до посадки. Сумел связать с давным-давно написанной концовкой. Все. Теперь дописать сцены в профилактории, в салоне, оживить бортпроводниц – и кудрявить, кудрявить!

 Когда допишу эти сцены, получится 200 000 знаков, половина объема. Вторая половина – неспешное обсасывание красот, ощущений, коллизий. Думаю, на десять листов натяну, вряд ли больше.

 И так уже неплохо получается. Но надо, чуть чтоб отстоялось, потом свежим глазом оценить впечатление, потом править, править.

 31.12. 

 Ну вот и год кончается. Для меня он был годом удач. И главное событие – освобождение от надоевшей, никому не нужной работы… ну, и от приличной синекурской  зарплаты.

 Живу так: написал пару страниц – и дальше день мне неинтересен;  просто нахожу себе заделье на кухне, тяну до сна.

 Вечером еще раз просмотрел написанное, сел и переписал эпизод приземления. Последовательный отказ двигателей должен привести к грубой посадке; пришлось посадить машину грубо. Убрал болтовню на пробеге: люди на пределе сил, командир теряет сознание. И дальше он действует рефлекторно: скорее на воздух, блевать, бежать, идти, ползти… потом до него доходит, что – все.

 Сомнения, сомнения… Мне все кажется, что скрупулезной вычиткой и правкой можно добиться истинного качества. А потом окажется, что для некоторых читателей книга будет вообще отстой, некоторые найдут уйму ляпов и несоответствий… Всегда найдется самоуверенный рецензент,  изрекающий банальные, поверхностные истины.

 Надо понять, что на всех не угодишь. И еще: Вася, да когда же к тебе придет уверенность? Ты пишешь о том, о чем ни один человек на земле еще не писал. А значит, морду лопатой, грудь колесом, и – попробуй кто из вас написать об этом лучше, вернее, талантливее. Надо ж знать себе цену.

 Слабость моя – однообразие языка. Добротный русский язык, но… не литературный, не художественный… явно не орёл. Попробую специально расширить список глаголов, прилагательных и т.п.

                                                      *****

2009 год

Январь

11.01.

 Воскресенье. Рабочий день.  Но заняться книгой нет возможности. С утра отвечал на письма: пишут фанатики, пробившиеся в летные училища… а что им отвечать? Авиация в кризисе… эх, не вовремя вы, ребята влезли. Ну, учите английский. Может, об эту стену разобьются радужные мечты. Авиация нынче, ох, зубрежная.

 Вчера кое-как начал эпизод в профилактории: разговоры дедов о судьбе авиации. Скользкая тема: иной читатель обвинит автора во всех грехах, а Надя сразу упрекнет в поучении масс. Но здесь – самая идея книги. Здесь же завязывается коллизия: спор проснувшегося парня со стариками. Вернее, спор внутренний: он не решается в открытую выступить, чтобы не портить отношения.

 Надо все то, что я описываю скороговоркой, превратить в диалоги героев. Тогда уж меня не упрекнешь в менторском тоне. Но… как же не хочется эти диалоги изобретать. Придется научиться.

 Если бы книгу, к примеру, Стругацких написать моим стилем, получилась бы повестюшка.

 Если мою повестюшку о простом перелете из сибирского города на Байкал закудрявить, как это делают Стругацкие, получится бо-ольшой роман.

 Накропал я диалоги, вроде получилось.

 15.01.   

 Весь день вчера писал, не успевая обмывать взмокшие части тела. Выписал характеры экипажа, осталась бригадир проводников. Доходит уже до пяти авторских листов, надеюсь, сегодня дойду до объема полкниги.

 Останутся второстепенные темы: диспетчеры, спасатели…   Ну, и салон. По салону много сомнений, но знаю: как только войду в пассажирскую тему, как распишусь…  Спасет только привычка писать кратко. В этой книге пассажиры – вторичны. Но не забывать, что читать ее будут именно пассажиры.