Ефим Шифрин - Течет река Лета

С уверенностью свидетельствуем, что Ефим Шифрин ни в коей мере не испытывает положительных эмоций в связи с необходимостью обращения к юристам для подобных разбирательств. Вместе с нашим Доверителем мы выражаем сожаление, что журналист газеты «Аргументы недели» создал основание для данного обращения и выражаем надежду на то, что редакция сможет восстановить нарушенные права Ефима Шифрина.

Наш Доверитель просит Вас, насколько это возможно, воздержаться от публикаций о нем до тех пор, пока не будет исчерпан этот инцидент.

Ответ на настоящее требование об ответе просим направить в Бюро по адресу: … в течение 10 дней со дня его получения.

С уважением, Федор Кравченко,

управляющий партнер».

Письмо в редакцию доставил курьер. Журналистка из «Аргументов» позвонила буквально через час, когда я был в спортзале. Её телефон, конечно, оказался засекречен. Это фишка людей, у которых рыльце в пуху. Рефрен был:

— Мы вас так любим. Мы не думали, что вы обидитесь на нас.

— Меня не надо любить. А чтобы не обижать — оставьте меня в покое!

Едва закончив писать, нашел в новостях на Яндексе свежее интервью «Родной газете», которого я никогда не давал. Господи прости! Надергали из всех публикаций в Интернете. Называется «Сны Ефима». Подписано «Славуцкий».

Откуда ты знаешь, Славуцкий, что мне снится? Я тебе рассказывал?

Нет уж, плохие дороги — правда, лучше.

В Колонном зале приняли хорошо, а цветочков не дали.

Вспомнил: когда-то, очень давно, мы с Леной Облеуховой играли спектакль «Муж и жена» в Олимпийской деревне. На поклонах ей вручили букет. Мне достались просто аплодисменты.

Возвращались домой на метро.

— Ну вот, — сказал я, когда мы зашли в вагон, — тебе — цветы, а мне — хуй!

Ленка обиженно надула губки.

— Ага, лучше бы тебе цветы…

Ничего смешнее этого я от нее потом не слышал.

С Колонного зала начал свою карьеру Андрей, младший из братьев Никишиных, о которых я все никак не соберусь написать. Он снимал комнату на Петровских линиях, напротив ресторана "Будапешт", в доме, где располагался абонемент Театральной библиотеки. От работы до дома ему было рукой подать.

Андрей был самым молодым администратором за всю историю зала. Успел поработать там года два, после Института Культуры, пока не ушел в солдаты. Армия вышла ему в виде службы в Оркестре МВО, откуда потом за веселые пьянки его все же отправили от Москвы подальше. Сейчас он занимается документальным кино. И живет на Петровке в ойкумене своей шальной молодости.

По меркам тех времен администратор Дома Союзов должен был быть важной персоной. От его расположения зависело, как часто артист будет выступать в Колонном.

С Андрюшей быстро свела дружбу Вероника Станкевич, жена знаменитого «курского соловья», исполнителя народных песен, Ивана Суржикова и мать его дочек, Кати и Лизы. Про это семейство много судачили за глаза: самой стойкой оказалась сплетня о том, что Иван Николаевич вовсе не отец своим дочерям и даже не муж своей супруге. Но сплетен в Москонцерте всегда было много.

В отношении этого семейства ходили еще слухи о том, что один влиятельный певец вконец извел Иван Николаевича — в отместку за то, что последний якобы однажды назвал его жидом. Вероника Александровна, иногда представлявшаяся цыганкой или полькой, больше всего была похожа на еврейку, и одной своей внешностью могла бы служить мужу защитой от любых обвинений в юдофобстве.

Подробности этой истории были на устах у всех. И мне выпало быть ее современником. Суть ее такова.

Один известный доныне гражданский певец и Иван Николаевич Суржиков однажды насмерть столкнулись в концертном зале «Октябрь».

Гражданский певец был тогда воплощенной грозою: все боялись, но и уважали его. Впрочем, я никогда не встречал людей, которые бы его искренне любили. Возможно, меня с ними не еще сводила судьба.

Суржикова как раз любили все, как любят в России теноров — душевных и сладкоголосых. Он выходил на сцену в белом сюртуке с молодцевато поднятым воротником и галифе, заправленными в белые же сапожки. Иван был доступен и прост.

Гражданский певец был неприступен и мужествен, хотя и уделял своей особенной прическе не меньше времени, чем Иван Николаевич щеголеватым сапожкам.

Появление гражданского певца на любом концерте в те годы обыкновенно предупреждал музыкант оркестра, который тут же устремлялся к конферансье, шептал ему что-то на ухо, и ближнее закулисье сразу догадывалось о том, что Певец на подходе и концерт остановится минут на сорок, пока тот не споет все свои песни. Надо ли добавлять, что проход на сцену в мгновение ока оказывался свободным?

Народный певец, напротив, был тише воды, ниже травы и иногда только, распеваясь за кулисами, немножко визгливо брал верхние ноты, громко сплевывал и запивал отзвучавший пассаж обыкновенной водою.

В день, когда Иван Николаевич поссорился с И… (впрочем, довольно будет сейчас сказать — с коллегою), первый стоял в преддверии сцены, только что сплюнув последнюю ноту своей рулады, и вот-вот должен был выйти к зрителям. Конферансье уже перечислял его почетные звания и военные награды, как за кулисами вдруг лопнуло грозовое облачко, обернувшись гонцом от гражданского Певца. Гонец замахал руками конферансье, и тот молниеносно превратил свой пригласительный жест в обреченный: развел руки и объявил публике, что ее ждет встреча не с Просто Народным, а с Гражданским, и оттого еще Более Народным певцом. Рассказывали, что тут же, у порога сцены, Суржиков успел сказать своему обидчику все, что в эту минуту подумал о нем. Возможно, что слово «жид» даже и прозвучало.

Собравшееся вскоре Партийное бюро чуть не лишило или наверняка лишило Ивана Николаевича партийного статуса. Редакторы больших концертов, не решались сводить на одной площадке рассорившихся певцов и все чаще делали выбор в пользу певца гражданского.

Суржиков стал чахнуть на глазах.

Говорят, что когда о Иване Николаевиче хватились делать фильм, записи на Центральном телевидении, странным образом оказались размагничены. Память об артисте, как и пленки, осталась стертой.

Вероника Александровна, о которой я уже писал в своих записках, ушла из жизни, тоже буквально не оставив ничего из себя: она заживо сгорела в своей квартире. Младшую ее дочку, Лизочку, когда-то часто связывали с Андреем Никишиным общей молвой. Но тут уж я свидетель: поводов для этого не было.