Счастливчик - Майкл Джей Фокс
ВОССТАНИЕ МИЗИНЦА
Гейнсвилл, Флорида, 13 ноября 1990.
После пятнадцати минут той утренней битвы за мизинец, дрожание не прекратилось. Я решил пока не обращать на него внимание. Пошёл в ванную, открыл зеркальную дверцу медицинского шкафчика, достал пузырёк с тайленолом и проглотил две таблетки не запивая. Стоя перед большим косметическим зеркалом я поднял левую руку, пытаясь изучить её отражение для лучшего понимания. Безрезультатно. Но теперь подёргивалось два мизинца. Что за… Дверца медшкафчика осталась приоткрытой, создавая отражение в отражении, порождая бесконечность отражений: было не два мизинца, а столько, что невозможно было сосчитать. Кордебалет танцующих мизинцев — чёртовы «Пинкетессы»[13]. Таблетки встали поперёк горла. Я прошёл на кухню, достал из холодильника имбирный эль и побрёл обратно в гостиную. На голове бардак, глаза полузакрыты, я стоял голый посреди президентского номера в окружении его фальшивой роскоши и, разве что, не пытался говорить с рукой как Сеньор Венчес. Чёрт, забудьте о Сеньоре Венчесе. Я был словно пятифунтовым ногтем, находящимся в шаге от терминальной стадии Говарда Хьюза.
Я шагал из комнаты в комнату в поисках ответа, будто он мог поджидать меня за следующим углом, попутно используя различные приёмы по возвращению контроля над мизинцем. Я пощипывал и подергивал его. Положив на край прикроватной тумбочки придавил гедеоновской библией. Сжимал руку в кулак, держа перед грудью. Результат всегда был один и тот же. Что бы я не предпринимал, всё проходило, но через четыре-пять секунд возвращалось обратно. Отчаявшись, я подумал об ампутации, но был убеждён, что тогда увижу, как этот маленький ублюдок будет носиться по ковру, как участник массовки из фильма Роджера Кормана.
«Ради всего святого, Майк» — обратился я к самому себе. — «Это всего лишь твой долбаный палец». Но в том-то и дело: мизинец не был моим, он принадлежал кому-то другому. Мой мизинец был одержим.
Перспектива была такова: поскольку я был полностью растерян, нужно было обратиться к кому-то за помощью. Я позвонил своей помощнице Бриджет. Бридж выполняла невероятную работу, управляясь с моими киношными делами, а в повседневной жизни ей просто не было равных. По её словам, её работа заключалась в облегчении моей работы. Для этого она отслеживала мой график, предугадывала мои опасения и запросы, вела дела с производственными компаниями и вообще со всем внешним миром. Короче говоря, её целью была защита и уход за пузырём.
Изо всех сил пытаясь подавить панику в голосе, я невзначай упомянул, что у меня непонятно на что появилась незначительная физиологическая реакция. Я описал ей, что случилось с мизинцем. Её предположение о наличии неврологических проблем чертовски меня напугало. Она предложила поговорить об этом с её братом, работавшим нейрохирургом в Бостоне. «Ничего страшного. Не думаю, что это что-то серьёзное», — ответил я, пытаясь убедить в этом и себя, и её. — «Пожалуй, позвоню Трейси».
Перед тем как положить, трубку Бридж напомнила, что я был «на уведомлении», что означало — время, когда я должен появиться на съемочной площадке еще не определено; скорее всего после полудня.
Пусть в семье Бриджет был врач, но у Трейси было что-то получше: ипохондрия. Я не имею в виду, что она обсессивно-компульсивный пессимист или невротик, не слезающий с кровати, завернувшись в три одеяла, который проводит всё свободное время в разговорах о своём кровяном давлении. Она не сумасшедшая, просто чувствительна к малейшим отклонениям в своём здоровье, а также в здоровье окружающих её людей. Сколько её знаю, у неё всегда имелось последнее издание «Энциклопедии здоровья Колумбийского Медицинского Колледжа» и она на удивление точно могла распознать симптомы опасных для жизни заболеваний. Пока я был во Флориде, Трейси оставалась в Манхэттене с Сэмом. Телефонный звонок застал её в тренажёрном зале. Трейси как раз собиралась начать тренировку, но отложила её ради меня, дав возможность в подробностях описать то, что со мной произошло. Она уверила, что описанный мной симптом не подходит ни под одно из известных ей заболеваний. Услышав это, я вздохнул с облегчением и поддался её уверенности, что всё пройдёт и сотрётся из памяти ещё до конца дня. Проявлял ли я когда-либо такую же озабоченность по отношению к ней? Я много раз отвергал её опасения: «Это просто веснушка — не злокачественная меланома», «Нет, ты не потеряешь слух, это называется „ухо пловца“». Я чувствовал вину, но и облегчение. Она была права. Ничего страшного не случилось. Само пройдёт. Я был в порядке. Мы обменялись дежурной фразой «люблю тебя и скучаю», но только я собрался положить трубку, как она быстро добавила: «Знаешь, брат Бриджет нейрохирург. Почему бы тебе не позвонить ему на всякий пожарный». Вот дерьмо.
Через десять минут после разговора с Трейси Бриджет была у меня в номере и разговаривала с братом по телефону: «Подожди секунду Филип, он идёт». Бриджет протянула мне трубку. Пришлось ещё раз всё объяснять. Брат Бриджет, доктор Филип Ру-Лок, со всей серьезностью и профессионализмом выдал множество возможных объяснений, — одно страшнее другого. Я был изумлён, узнав, что у людей моего возраста бывают инсульты и аневризмы. Словосочетание «опухоль мозга» тоже всплыло на поверхность, но мне вовсе не хотелось углубляться в подробности. Он спросил о случаях физических травм. Их было так много, что я пробежался только по наиболее серьёзным. Его внимание привлёк один особенный эпизод.
Во время съёмок «Назад в будущее 3» я по-настоящему сам себя повесил, неудачно выполнив трюк. Марти Макфлай, оказавшись в затруднительном положении в 1885, попадает в руки линчевателей. В последний момент, перед тем, как они подвешивают его, он успевает просунуть ладонь между верёвкой и шеей. Этот эпизод не предполагал появления в кадре в полный рост, так что в первые несколько дублей я стоял на маленьком деревянном ящике. Формально это был трюк, но меня снимали крупным планом, поэтому Чарли не было рядом. Как бы я ни старался изобразить повешение, выглядело это нереалистично. Так что я решил попробовать без страховочного ящика. Это отлично сработало на следующих двух дублях, а на третий я неправильно рассчитал позицию руки. Петля, прикреплённая к виселичному шесту, сдавила сонную артерию, и я ненадолго потерял сознание. Я висел бесчувственный на
