Наталья Старосельская - Наталья Гундарева

Кстати, о мороженом.

В одном из интервью 2001 года Наталья Гундарева, отвечая на вопрос корреспондента, врала ли она в детстве, рассказала: «Я ходила, как это называлось, в продленный день. В субботу нас водили в кино, и мне дома давали по 50 копеек. Я их собирала, ехала в ГУМ и ела мороженое, с горочкой такое, очень вкусное. И однажды мама меня на этом засекла. Мы выходили вместе из автобуса, хотя я, по идее, должна была ехать с другой стороны. „Где ты была?“ На мое несчастье, мама тоже была на этом фильме, на котором вроде бы и я была. Дома был такой скандал! Пока я не заорала как резаная. (Она меня никогда не била, один раз стукнула по попе ладонью – я рыдала часа три – это было такое оскорбление и унижение моего человеческого достоинства! Это было страшно, я не хотела жить.) И тут я взвизгнула: что, мороженого даже поесть нельзя?! Боль моя во мне заговорила...»

Родители Гундаревой, Георгий Макарович и Елена Михайловна, были преданными поклонниками Художественного театра, старались не пропускать ни одной премьеры со своими кумирами – Николаем Хмелевым и Борисом Ливановым. В эти дорогие для них стены привели они впервые и свою дочь – на «Синюю птицу». Эта сказка Метерлинка запомнилась Наташе на всю жизнь как какое-то удивительное, непостижимое волшебство, когда гаснет свет и бесшумно раздвигается занавес.

«Я не знала – ступать мне по полу в театре или летать», – рассказывала она много десятилетий спустя Виктору Дубровскому. Ее интерес к театру тогда еще не был всепоглощающим, он не заменял всего остального, не захватывал полностью: «У меня слишком рано появились собственные интересы. Я рисовала много эскизов всяких нарядов, и мама думала, что я стану художником-модельером. Потом я бегала в разные кружки – драматический, чтецкий, пения. Все это мне нравилось, и я тратила на это много времени. Наверное, досаждая своим родителям, как всякий здоровый ребенок».

Судя по всему, в детстве она не мечтала о том, что в один прекрасный день выйдет на сцену и покорит всех. Довольно критически относящаяся к себе, Наташа понимала, что у нее не тот рост и не та фигура, с которыми становятся звездами. Но, главное, как «всякий здоровый ребенок», она не познала еще самое себя. Многое влекло, интересовало, хотелось попробовать свои силы и в рисовании, и в пении, и в художественном чтении – во всем, что только предлагалось многочисленными в те годы школьными кружками, в которых тогдашние ученики были заняты так, что почти не оставалось времени на уроки.

«Ко мне многое пришло поздно, – вспоминала впоследствии Наталья Гундарева. – Я поздно научилась плавать: в нашей семье не было денег, чтобы ездить на море. Никто не пытался устроить меня в хореографические кружки или музыкальные студии, я до всего доходила сама».

Мощный талант, медленно растущий в ней, пока еще только накапливал, жадно собирал в копилку все впечатления. «Я была сообразительной столичной девочкой: веселой, настойчивой, упругой. Мне казалось, что я могу сдвинуть с мертвой точки многое... Я родилась в послевоенное время. Хорошо помню себя маленькой. Помню магазины в районе Таганки, где прошло детство. Идем, бывало, с мамой в рыбный магазин, а там огромные осетры висят. Настоящее чудо! Помню первое мамино кольцо с александритом – оно стоило 12 рублей. Помню коммунальные наши квартиры и дворы, где мы, повзрослев, собирались за бутылкой сладкого вина „Лидия“. Сидели все вместе, разговаривали, играли на гитаре. И рядом – старшие, вернувшись после дружного похода в Тетеринскую баню, слушали наши разговоры. Конечно, всякое происходило в нашем житье-бытье. И дрались, и ругались. Но кто-то помирал, и хоронить шел весь двор. И гробы эти несли на плечах друзья и враги. Я тогда очень верила людям, верила тому, что говорят...»

И еще очень рано проявилась в Наташе одна удивительная черта характера. Ей было необходимо не доказать кому-то что-то, нет! – изжить в себе самой нечто, мешающее радоваться жизни, воспринимая ее во всем богатстве красок. Комплекс неполноценности – так, наверное, определили бы это психоаналитики, но юное существо не ведает подобных определений, оно, если наделено упорством и силой воли, пытается самостоятельно, в одиночку преодолеть в себе то несовершенство, какое ощущает почти интуитивно. И это желание изжить нечто было очень тесно связано с другим чувством: «Меня воспитывали в другую эпоху, и многих вещей, которые происходят сегодня, я не понимаю. Для меня всегда самым страшным было подвести кого-то. Я начинала ненавидеть себя, жрать, как саламандра, с хвоста. Чтобы такого не случилось, старалась заранее распланировать свою жизнь, избежать любых проколов и сюрпризов... Как говорится, мы Смольных институтов не заканчивали, но некоторые вещи мне крепко вбили в сознание. Кто-то живет под девизом „я хочу“, а для меня главными всегда были слова „я должна“...»

Гундарева в школьные годы стеснялась себя и, может быть, именно поэтому поступила в баскетбольную секцию спортивной школы. А «однажды в школе организовали лыжный поход, и я, которая никогда не стояла на лыжах, пошла. В ветреную погоду ходила без шапки, чтоб доказать, что морозоустойчивая. Наверное, это было некое изживание чего-то в себе. Доказать, что и в такой плоти, которая многим казалась несовершенной, важен дух. Когда Гончаров узнал, что я после аварии опять за рулем, сказал: „Наташа, вы опять доказываете, что все можете?“

Доказываю, но самой себе. Моя мама говорит, что первое слово, которое я сказала, было «сама». С «сама» началась моя жизнь; этим же, наверное, и закончится».

Закончилось иначе, и едва ли не наибольшей мукой для Натальи Гундаревой было именно это отсутствие самостоятельности, возможности делать все самой...

Но вернемся в далекие годы ее детства.

Родители Наташи разошлись, когда она была подростком, но никогда она не говорила о том, что это стало глубокой травмой для нее. С отцом продолжала общаться, с мамой жизнь была, конечно, не слишком легкой, но по-своему радостной – они очень любили друг друга, дочь и мать, и им всегда было хорошо вместе.

Пройдут годы, и, снявшись в фильме «Однажды двадцать лет спустя», где она сыграла мать десятерых детей, Наталья Гундарева скажет, что думала о своей маме и старалась воплотить в Наде Кругловой какие-то особенно дорогие ей черточки Елены Михайловны.

Зная, насколько важно для дочери чувствовать себя самостоятельной, Елена Михайловна мудро рассудила, что Наташе надо предоставить возможность самостоятельно принимать решения, и произошло это довольно рано – судя по скупым воспоминаниям, рассеянным по различным интервью и по страницам книги В. Дубровского «Актриса», Наташа уже подростком ощутила себя взрослой, научилась отвечать за свои поступки. Многих удивляла ее серьезность, какая-то несвойственная возрасту мудрость, углубленность во все, что переживалось и проживалось не только ею самой, актрисой Натальей Гундаревой, но и ее такими разными героинями.