Куриный бульон для души. Внутренняя опора. 101 светлая история о том, что делает нас сильнее - Эми Ньюмарк

– Здесь столько потайных мест для игр! – сообщает она брату. Тот немедленно принимается плакать от зависти, поэтому мы обещаем, что утром возьмем его с собой на поиски приключений.

Вечером мы с отцом сидим на заднем крыльце, слушаем сверчков и обсуждаем мою финансовую ситуацию. Тут выходит дочь с упаковкой соленых крекеров. Она кидает в рот пару печенек, показывает на звезды и объясняет, как мы могли бы выйти по ним из леса. Затем она зевает и говорит, что собирается пойти спать. Она целует дедушку в щеку, затем лезет поцеловать меня. И шепчет мне на ухо:

– Мне так понравилось ходить с тобой в нашем лесу.

На следующий день дочь завтракает и надевает сапожки. Укладывает в рюкзак бутылку воды и перекус, после чего уговаривает брата выйти на задний двор. Помечая путь красными ленточками, бежим через весь лес.

На этот раз дорогу домой мы находим без труда. Возвращаемся грязные, зато надышавшиеся свежим воздухом. Буквально через несколько минут дети засыпают, что для них редкость. Я завариваю себе вторую чашку кофе и выхожу с ней на крыльцо. Сижу и прислушиваюсь к птицам, которые продолжили свои песни, как только дети затихли.

В этом лесу нет чудовищ. Это наш новый дом и наш новый лес. Мы его исследуем. Мы бегаем, лазаем, воображаем волшебство. Здесь нет ни убийц, ни медведей, ни чертей, ни оленей. Только мы трое и наши новые лесные приключения.

Лора Уитмен Хилл

Посмотри наверх

Тому, кто верит, доказательства не нужны. Тому, кто не верит, никаких доказательств будет недостаточно.

Фома Аквинский

После смерти моей мамы прошло 38 дней. Жить мне категорически не хотелось. Я похудела до сорока килограммов. И, как будто других бед было мало, мы с братьями и сестрами оказались не в лучших отношениях.

За несколько дней до смерти мама сказала:

– Мы с тобой – одна душа. Половина принадлежит мне, половина – тебе. Когда я плачу, ты плачешь. Когда я смеюсь, ты смеешься.

Она была права, мы с ней были одной душой, даже шутили, что заканчиваем фразы друг за другом. Даже теперь я была уверена, что мои страдания причиняют ей сильную боль.

Однажды, после очередной бессонной ночи, я поняла, что не могу подняться с постели. У меня была депрессия. Мне не хотелось вставать и смотреть миру в лицо. Вместо этого я лежала, жалея себя и игнорируя внутренний голос, который уговаривал меня не сдаваться.

– Вставай, вставай, вставай, – твердил этот голос.

Мне было плохо, но я должна была продолжать жить – хотя бы назло своим братьям и сестрам. Злость, которую я испытывала по отношению к ним, подталкивала меня, пока я брела по коридору в ванную.

– Вы меня не одолеете, – прошептала я, поворачивая кран.

Я ждала, что душ улучшит мое самочувствие, но мне стало только хуже. Оставалось надеяться, что прогулка хоть немного зарядит меня энергией.

Итак, я вышла на улицу и вдохнула прохладный утренний декабрьский воздух. Но ничего не произошло. Я ковыляла по дороге опустив голову, со слезами на глазах, продолжая грустить по маме. Воспоминания о ссоре с братьями и сестрами, которая произошла буквально накануне, не давали мне покоя. Я была уверена, что ненавижу их, но посреди ночи вдруг поняла, что испытываю угрызения совести.

– Прости меня, мама.

Я молила небеса о том, чтобы она поняла, почему ее дети ссорятся. Я плакала, и чем больше я плакала, тем сильнее становилась моя печаль.

– Мы – одна душа, – словно услышала я ее ответ. – Когда я плачу, ты плачешь.

И я плакала.

– Прости, что мои слезы причиняют тебе боль, – прошептала я.

Я чувствовала себя поверженной. Я не могла перестать плакать, не могла упасть на колени и молить Бога, чтобы все стало хорошо.

Я хотела, чтобы мама обрела покой. Мне это было необходимо. Она заслуживала этого. И так же сильно я хотела покоя для себя, хотя и не знала, как его найти. Если бы я только верила в молитву. Если бы я только верила, что Бог услышит меня.

Через некоторое время я устала размышлять о том, что Бог может сделать, а чего не может. Вяло тащилась по улице в комбинезоне и тяжелых зимних ботинках, чувствуя себя совершенно одинокой и оторванной от мира.

– Мама, – просила я сквозь слезы, – пожалуйста, дай мне знать, что ты обрела покой.

Как только эти слова сорвались с моих губ, я вспомнила похожую фразу, которую произнесла за несколько дней до ее смерти. Я просила ее послать мне радугу в знак того, что с ней все в порядке.

– Давай без этого, – ответила тогда она, и мы обе засмеялись.

Наше общая душа подсказывала мне, что мама отправилась на небеса отдыхать, а не работать. Но тем утром в моей душе не было ни смеха, ни покоя. Оставался только звук моего собственного голоса.

– Прости, мама, что твои дети ссорятся.

Слезы застилали мне глаза, я ничего не видела даже на два шага перед собой.

– Мне так жаль, мама.

Я наклонила голову вперед и зажмурилась, пытаясь заглушить мысли. А потом закричала: «А-а-а-а-а-а!»

Наконец я заставила себя идти дальше. Прошла второй круг по двору, по-прежнему ни на что не обращая внимания. У меня не было ни желания, ни нужды смотреть куда-либо еще, кроме как вниз, на мертвую зимнюю траву.

– Мне нужно знать, что с тобой все в порядке, мама. Пожалуйста, – взмолилась я.

Ответом мне была лишь тишина.

Потом слезы закончились, и я почувствовала странную решимость.

– Пожалуйста, Господи… помоги мне, – промолвила я, удивляясь самой себе, и вытерла мокрый нос тыльной стороной перчатки.

И тогда раздался голос:

– Посмотри наверх.

Голос был похож на тот, который я слышала утром и который заставил меня встать с постели. Я подняла голову и почувствовала, как подкашиваются колени. Сделала шаг вперед, чуть не упала. И опять начала плакать, но теперь это были слезы радости. Высоко в небе я увидела большую радугу, хотя дождя не было и в помине.

Все страхи и сомнения отступили, на меня снизошло чувство счастья и покоя. Вся тяжесть мира свалилась с моих плеч.

– Все хорошо. Я счастлива и спокойна, – услышала я слова мамы.

Я гуляла по улице, пока радуга не исчезла,