Максим Макарычев - Валерий Харламов

Многое, очень многое перенял Валерий Харламов от своего дедушки. Трудолюбие, упорство, скромность, присущую мужской ветви рода Харламовых, силу, выносливость, чувство справедливости, наконец. Дед Сергей любил внука искренне, всегда защищал, хотя Валера с юных лет сам мог постоять за себя и дать отпор обидчикам.

Это поколение мальчишек, воспитывавшееся после войны, вообще ничего и никогда не боялось. Валера рос храбрым и справедливым. Мог подраться, но знал и цену чести и совести. С детства был ранимым мальчишкой, который через сердце пропускал любую несправедливость.

Дом Харламовых стоял буквой «П», внутри была хоккейная коробка. Летом ребятня гоняла на ней мяч. И хотя площадку обтянули защитной сеткой, мячи иногда улетали за ее пределы. Тогда и бились окна. Расплачиваться приходилось родителям незадачливых «бомбардиров». Одному парню совсем не повезло. Умудрился за неделю разбить два окна. Получил от родителей по полной программе. Его папа и мама, чьи «финансы после этого спели романсы», запретили сыну играть на площадке. Но за озорниками не уследишь, тем более в рабочее время. Вышел этот «мазила» во двор на следующий день, когда родители были на работе, — и саданул мимо сетки, разбив уже третье окно! Валера взял вину на себя. Платили его родители, хотя Валера был абсолютно не виноват. «Не счесть случаев, когда Валера брал чужую вину на себя, — вспоминает Татьяна Харламова. — Папа из-за этого часто бывал в отделении милиции, которое находилось в нашем дворе. Двор был дружный. Там был стол для игры в теннис, столы для домино. На скамейках всегда сидели старушки. Помню, как, начав играть в ЦСКА, он в первый раз предстал перед местными бабушками в военной форме. Те стали интересоваться: “Валерочка, ну как ты там?” Валера, напустив солидности, ответил: “Не переживайте, 47 из 50 (в стрельбе) выбиваю”. Потом рассмеялся».

Он был чуток к любой несправедливости. Всегда заступался за свою сестру Таню, которая была на 14 месяцев его младше. Однажды от души поколотил мальчишку, который во время уличной ссоры ударил Таню. Дело, со слов его мамы, было так. «Как-то раздался стук в дверь. Открыла. Стоит мальчишка из нашего двора, зареванный: жаловаться пришел, что Валерий его поколотил. Ну, позвала я сына. Спрашиваю, что к чему, а Валерий только что-то зло бурчит. Весь смысл его оправданий или “объяснений” — в извечном мальчишеском аргументе: “А чего он…” Оставила дома, накричала, гулять не пустила», — вспоминала Бегоня, которая за своего сына, как говорят простым языком, «могла порвать любого». А на следующий день в квартиру пришел отец побитого Валерой мальчика. Пришел не для того, чтобы предъявлять претензии. А наоборот, чтобы извиниться за поступок сына. Оказывается, Татьяна в порыве эмоций сказала что-то обидное этому мальчику, тут же получила подзатыльник. Увидев это, Валера «коршуном» бросился на обидчика сестры. Когда же мама ругала, взял всю вину на себя, лишь бы сестренке не досталось. Такие эпизоды, когда Харламов стоял горой за близких, за товарищей и брал вину на себя, будут повторяться, когда он станет заслуженным игроком.

«Мы вообще были с ним очень дружны с юных лет. Как иголка с ниткой, так и мы были с ним. Всюду, всегда вместе. Несмотря на то, что я его младше, в детстве я была его физически здоровее. И выше его, и помощнее. Ему попадало от родителей за меня. Мне никогда не попадало. Мы жили в коммунальной квартире, у нас был стол посередине комнаты. А попадать могло только от мамы. Она была темпераментная женщина, и чуть что (это, наверное, у всех испанцев) она быстренько снимала тапок и с тапком гонялась за ним вокруг стола. Этим бегством мы всегда спасались. Много такого веселого было у нас, — вспоминала Татьяна Харламова. — Мы вместе с Валерой ходили на каток. Я ему всегда говорила: “Представляешь, Валера, если бы вместе с тобой пошли на фигурное катание”. Он смеялся и отвечал: “Не дай бог такую корову, как ты, поднимать!” Ведь я была значительно крупнее его. Это потом он наверстал упущенное, вытянулся».

Иногда озорники Валера с Таней веселились так, что родители хватались за сердце. «Мама, шутя, признавалась: “Знала бы, какой ты будешь, назвала бы тебя не Татьяна в честь пушкинской Татьяны Лариной, а Сорванцом”», — рассказывала Татьяна Харламова. «Только не подумайте, что Валерий рос ангелом. И озорничал, и нас, случалось, не слушался, и врал. Помню такой случай. Работал я вечером, днем дома был. Взглянул в окно — вижу: на скамейке около катка сидит Таня, а Валерий, разогнавшись на коньках, прыгает… через сестру. Руки у меня затряслись, долго успокоиться не мог: а что если бы задел коньками?» — вспоминал Борис Сергеевич Харламов. «Однажды, вернувшись из школы, Валера подставил под дверь швабру. Думал, что мне ударит по лбу, когда я войду, — вспоминает другой случай Татьяна Харламова. — На его беду, вошла мама. Ох и долго же он бегал от нее по квартире».

Как уже говорилось, маленький Валера, гостя у дедушки с бабушкой, проводил все свободное время на улице. Здесь зимой детвора рассекала на коньках прямо по автомобильным дорогам, которые благодаря проезжающим машинам были отшлифованы до состояния льда. Ребята не только катались на коньках, но и устраивали хоккейные баталии, едва проезжающие машины скрывались за поворотом.

Коньки у них были разные: «снегурочки» и «гаги». «Снегурочками» («снегурками») назывались коньки для начинающих. Они были двух видов: однополозные и двухполозные. Коньки состояли из полоза (лезвия) и при помощи специальной платформы крепились к обуви. Лезвия «снегурок» напоминали полозья санок с загнутым передом. «Гаги» были уже более профессиональные коньки, со сплошным креплением лезвия к ботинку. Ботинки для них изготавливались из тонкой и мягкой кожи, и в суровые морозы нужно было обязательно надевать на ногу плотные шерстяные носки. А то и две пары.

Борис Сергеевич поставил Валеру на коньки в пять лет, регулярно точил их для сына, у него для этого был специальный станок. Юркого, быстрого Валерку, который, несмотря на свой маленький рост, хорошо стоял на коньках, быстро приняли в свою компанию мальчишки на дворовой площадке. С ними он проводил свободное время, когда немного подрос и взял в руки клюшку.

Первую клюшку Валере сделал папа. Пожертвовал для сына старой доброй клюшкой, которой сам играл в хоккей с мячом. Пришлось подрезать ее, подстругать, а затем предстояло самое сложное — выгнуть крюк. Этим «инструментом» Валера забьет во дворе много «шайб», которыми первое время служили консервные банки. А воротами — два ранца, школьные сумки.

«Моим первым тренером был отец, Борис Сергеевич, слесарь-испытатель одного из московских заводов. Он возил меня, пятилетнего, с собой на соревнования заводских команд, давал мне, чтобы я не замерз, коньки. Ботинки были настолько велики, что я надевал их прямо на валенки. Отец не опекал меня, когда я вставал на коньки: на льду я чувствовал себя уверенно», — вспоминал Валерий Харламов в автобиографии.