Алексей Шахурин - Крылья победы

С разинутым ртом наблюдал я баталии в конторе. И вскоре стал горячим сторонником Большакова, потому что все, о чем он говорил - об угнетении народа, о его нужде и бесправии,- наша семья испытывала на себе. Я не мог, да и не пытался вступать в споры. Но если бы дошло до рукопашной, вряд ли удержался от участия в свалке, понятно, на чьей стороне.

Когда у монархиста не хватало аргументов, он начинал кричать:

- Скоро мы вас, большевиков, перевешаем на фонарных столбах.

Константин отвечал:

- А мы сожалеем, что не всех вас, полицейских и монархистов, перестреляли в Февральскую революцию, но это при случае исправим!

Таких и подобных перепалок мне довелось услышать много. Старался бывать на митингах, в которых не было недостатка. Поскольку мы жили в деревне и я ездил ежедневно поездом на работу в Москву - не менее часа в один конец,- чего только я ни слышал, время проходило незаметно: это были сплошные митинги без председателя. Никто не оглядывался по сторонам, никто никого не стеснялся. В Москве насчитывалось тогда примерно 220 тысяч рабочих, из них половина была связана с деревней. Большевистски настроенные рабочие говорили, что от Временного правительства ничего хорошего ждать не приходится. Конца войне не видно, разговоры о свободе туманны.

События в Москве между тем нарастали. Осень 1917 года принесла коренные перемены. 25 октября (по старому стилю) произошло вооруженное восстание в Петрограде. В этот день я, как обычно, ехал на работу. Так же спешил на Покровку и, только миновав Мясницкую улицу и Фуркасовский переулок, услышал выстрелы. Прибежал к конторе.

Контора в этот день не открывалась. Никто на работу не вышел. Простояв около двух часов у закрытой двери, я стал осторожно пробираться к Курскому вокзалу.

Домой приехал раньше обычного, чему мать очень удивилась. Объяснил, что в Москве стрельба и контора закрыта.

Возвратившийся вечером с завода отец сказал, что в Петрограде произошло восстание рабочих, власть взяли большевики, а Временное правительство низложено. В Москве организуются красногвардейские отряды из рабочих.

В последующие дни меня в Москву не пускали. Отец ездил на завод один. Рабочие каждый день митинговали. Шли переговоры с эсерами, меньшевиками, командующим войсками Московского округа, представителями городской думы. Бои начались 27 октября. На Казанском вокзале рабочие обнаружили вагоны с огромным количеством винтовок. Это очень помогло восставшим.

Помощь рабочей Москве шла из Шуи, Владимира, Ярославля, Мценска, Гжатска и других городов. Оттуда прибывали отряды рабочих и солдат. Все это имело очень большое значение для победы революции в Москве. К вечеру 2 ноября завершилось окружение Кремля. К его штурму готовились отряды почти всех районов. Шли на него и рабочие завода Гакенталя.

3 ноября гарнизон Кремля капитулировал.

5 или 6 ноября я приехал в Москву. Контора оказалась открытой, но не было ни хозяина, ни его управителя, ни бывшего полицейского Цыганкова. Контора прекратила свое существование, и я устроился к кустарю в Марьиной роще, делавшему электроприборы, распределительные доски и предохранительные щитки. Выполнял разные подсобные работы, даже вертел огромное колесо, заменяя собой электромотор. Колесо через передачу приводило в действие токарный и сверлильный станки. Но вскоре и эта мастерская закрылась. Пришлось снова искать работу. Наконец взяли меня помощником электромонтера в бригаду, монтировавшую турбину, электродвигатель и электропроводку в одном из подмосковных имений, которое оборудовалось под дом отдыха ВЦИК. Однако работа эта оказалась временной.

В стране царили разруха, голод, безработица. Большинство заводов если и работало, то с очень малой нагрузкой.

Так минуло почти два года. Постоянной работы у меня не было. Зачастую приходилось с помощью матери собирать в доме кое-какие вещи и уезжать менять их на продукты. Помню, осенью 1919 года собрались мы с дядей, братом отца, рабочим-токарем Василием Матвеевичем поехать по деревням, может, повезет, поменяем свое тряпье на продукты. С Курского вокзала решили добираться до Тулы, а там пересесть на елецкий поезд и на одной из станций сойти - походить по деревням.

Сели мы в товарняк, точнее на крышу одного из товарных вагонов. Время было послеполуденное. У Подольска стал накрапывать дождик, к Серпухову подъехали совсем мокрые. Конечно, надо было обсушиться, но как потом сядем, как доберемся до Тулы? С крыши вагона не сошли, поехали дальше. Наступила ночь, стало подмерзать. На мне был пиджак из овчины, обшитый деревенским портным так называемой "чертовой кожей". Так он обледенел. Когда к рассвету подъехали к Туле, то совсем окоченели. Еле сошли с поезда. Погрелись кипятком и еще мокрые, отыскав елецкий поезд, забрались в тамбур одного из вагонов. Из этой поездки нам удалось привезти две с половиной буханки хлеба, неизвестно какой давности. Дядя после этого заболел воспалением легких, затем тифом и умер. Было ему всего 27 лет.

В другой раз я с мешком за плечами бегал вдоль состава, идущего на Москву, искал, где можно зацепиться - сесть на буфер, подножку вагона или на крышу. Добежал до паровоза, но он тоже весь облеплен. Все же я как-то на нем устроился. Стоявший на тендере мужчина с винтовкой крикнул мне:

- Сюда нельзя, видишь - некуда!

- Как-нибудь, дяденька, мне же нужно ехать,- попросил я.

Тогда мужчина, подумав немного, предложил:

- Ну вот что, на тебе винтовку, вставай на мое место и больше никого не пускай.

С огромной радостью я согласился. Взял винтовку, занял его место и стал уговаривать наседавших: сюда садиться нельзя. Хорошо, что поезд скоро тронулся и мои охранные "функции" на этом закончились. А что делать с винтовкой? Все пассажиры - "мешочники", как их тогда называли, разместились на тендере, укрылись чем можно, а я на посту с винтовкой. Замерз почти как при поездке в Тулу. Не выдержал, на ближайшей станции забрался в будку к машинисту:

- Дяденька, возьмите у меня винтовку.

- А откуда она у тебя и кто ты такой? - удивленно спросил он.

Я объяснил, как получил винтовку, показал удостоверение сельсовета, что я сын рабочего из многодетной семьи, еду за хлебом. Машинист подобрел:

- Ну ладно, ставь винтовку сюда и грейся.

Сейчас все это может показаться невероятным, но в то время такое не удивляло.

В 1920 году, когда мне исполнилось 16 лет, я поступил на работу в коммунальный отдел города Подольска. От платформы Битца туда было ближе, чем до Москвы. Должность моя называлась: городской электромонтер. Был еще и механик. Он наблюдал за работой двигателя и динамо-машины, вырабатывавшей электроэнергию, а я - за внешней сетью. Освещение улиц скудное. Мне нужно было менять перегоревшие лампочки. Для этого с риском для жизни приходилось залезать на давно подгнившие столбы. Работал я и в учреждениях, и на квартирах - исправлял проводку. Скажу откровенно, работа вне коллектива казалась неинтересной, скучной, тяготило одиночество.