На-гора! - Владимир Федорович Рублев
— Какой тут отдых? — отозвался вместо него Федор Маркин. — Куда нам вставать?
Теперь работа шла с каким-то ожесточением. Крушили верхние слои породы и валуны, торопливо грузили их на движущийся транспортер. Те, кто шел сзади, почти вплотную ставили друг к другу стойки крепления. Особо торопиться при перекрепке было нельзя: горные породы обычно прорывали кровлю, если не закрепить ее даже на таком, казалось, мизерном расстоянии, как восемьдесят-девяносто сантиметров выработки.
— Эгей, шевелись живей! — покрикивал рядом с Виктором потный Сергей Евтухов. Он был сегодня удивительно сноровист и подвижен. Не успевал бригадир подхватить выбитую Евтуховым толстую стойку, как тот уже бросался вперед и принимался за следующий станок крепления. Глаза Сергея возбужденно горели под одобряющими взглядами товарищей, и весь он был — неуемное движение…
«Опасно работает, — затревожился вдруг Виктор, увидев, что Евтухов подбегает к третьему станку крепления, оставляя без опоры около двух метров провисшей кровли. — Надо предупредить…»
Евтухов с размаху бьет топором новую стойку, она едва приметно движется в сторону под его сильными ударами. В какое-то мгновение Виктор скорее почувствовал, чем увидел, как шевельнулась над парнем серая каменистая поверхность кровли.
— Назад! — бросился Виктор к Евтухову, рванул парня к себе и протащил его, упавшего, волоком к сплошной ребристой стене вновь возведенного крепления…
— Ну? — приподнялся с земли Евтухов, но так и застыл с черно-белым безжизненным лицом, приоткрыв рот и не скрывая выражения ужаса в глазах.
И лишь позднее, когда все вновь пришло в движение и бригада принялась за разборку завала, Евтухов подошел к Говрякову, который о чем-то беседовал с горным мастером.
— Я… Виктор Федорович, от всей души…
— Ну, ну, — улыбнулся Горячев. — На всю жизнь ты теперь своему бригадиру обязан. Хорошо еще, что все обошлось, а то бы… Эх, горяч, горяч ты, Евтухов, нельзя так…
А Евтухову вдруг стало жаль себя. Где-то в глубине сознания с поразительной быстротой мелькнули мысли о Нине, об отцовском домике над Волгой, о длинном коридоре шахтерского общежития, всегда полутемном и людном, и — уж совсем непонятно почему — о лысеньком мастере со сдвинутыми на лоб очками, который делал Сергею последнюю примерку дорогого костюма в поселковой мастерской…
— Иди, помоги Муланурову, — донесся до него голос бригадира. — Породу надо от рештаков отбросить…
Евтухов молча кивнул головой и, перехватив любопытный взгляд Ивана Васильевича Горячева, поморщился: «Чего он, как на слона смотрит?!»
Уходя, услышал тихий голос Говрякова:
— Пусть придет в себя… Как бы из шахты не запросился, со многими такое бывает. А парня отпускать жаль, есть в нем что-то такое…
«Ну нет! — воспротивился Евтухов. — Чего я из шахты пойду? Видно, за труса считают меня?»
И в то же время было приятно, что Говрякову жаль отпускать его из шахты.
Смена близилась к концу удивительно быстро. Потому, вероятно, что и сделано было немало. Двухметровый мешок завала пробили раньше, чем ожидали многие.
— Э, да мы уже вон где шпарим! Давай до конца!
И последний рывок завершили в отличном темпе.
— Ну, кончай, ребята, — сказал наконец Говряков, утирая грязный пот с лица. — Все! Лаву можно сдавать сменщикам.
И невольно все оглянулись назад. Ребристой, ровной стеной, на том участке, где только что случился завал, и дальше, к верхней части выработок, стояли заново поставленные стойки. Неужели это они, небольшая группа людей, смогли сделать такое?
8
Окна школы ярко освещены. Неясная из-за отдаленности мелодия звучит мягко и еле слышно, а временами теряется совсем, но чем ближе подходят Виктор с Валентиной к сверкающему в огнях двухэтажному зданию, тем яснее улавливают малейшие переливы чудесного вальса.
Официальная часть вечера еще не началась. Говряковы прошли в зал и остановились, наблюдая за танцующими.
В первых рядах зала они заметили Петра Фомича Фирсова с супругой. Петр Фомич сосредоточенно наблюдал за шумными молодежными танцами, изредка о чем-то переговариваясь с женой. Увидев Виктора, кивнул головой, указывая на места рядом.
— Танцевать надо, Петр Фомич, — присаживаясь, сказал Виктор.
— Оттанцевал я свое, — усмехнулся тот. — А вот вам не мешает с Валентиной.
— Идем? — посмотрел Виктор на Валю. — Разучился я, правда, но с женой-то еще можно…
— Что, иль жена разрядом пониже идет, чем девушка? — подхватила супруга Петра Фомича. — Стыдно, стыдно, Виктор Федорович За девушками-то за нами по пятам ходите, на руках готовы носить, а жене слово ласковое на людях боитесь сказать, будто это зазорно…
— Все, бригадир, попал на язык моей супружнице, теперь измочалит, — засмеялся Петр Фомич.
— Ну, ну, понес, старый, — заметно смутилась его супруга. — А вы идите, танцуйте, пользуйтесь отдыхом…
— Идем, Валя? — снова пригласил Виктор, вставая. Она нерешительно посмотрела на него.
— Может, посидим? Не хочется что-то… На людей хоть посмотрим, не часто вместе собираетесь.
«Это верно, не часто, — подумал Виктор, усаживаясь рядом. — На работе человека, конечно, узнать до конца трудно. Работает хорошо и вроде все ладно. Но ведь у каждого, кроме работы, есть своя личная жизнь: свои мысли, интересы, радости, неудачи… Их-то бригадиру тоже положено знать. А когда, как? Ушел человек домой, и уже другая жизнь для него начинается, а я как о ней могу знать?»
Эти мысли захватили Виктора, он рассеянно слушал, о чем говорил в докладе начальник участка, односложно отвечал на реплики Петра Фомича. Давно уже у Виктора было какое-то смутное ощущение, что только работать вместе и изредка вместе отдыхать — этого еще мало для создания крепкого коллектива.
— Ты что, уснул? — толкнула его в бок Валя. — Бригаду вашу расхваливают, порадуйся хоть…
— Да, да, — откликнулся он, а немного спустя снова углубился в свои беспокойные мысли. «Да, — думал он, — это верно, что ребята в бригаде подобрались крепкие, настойчивые. А вот почему они такие, почему? Почему, не задумываясь, пошли они в верхний конец лавы? Лава коварна и опасна, и в любой момент они могли оказаться в каменном мешке, лишенными воздуха и пищи. Это же страшные моменты, когда начнет «играть лава».
Из задумчивости Виктора вывели аплодисменты. Доклад начальника участка закончился.
— Не шутка это — получить премию ВЦСПС, — повернулся к Виктору Фирсов. — Во всем Союзе третьи, значит, мы идем по добыче, подумать только! И Мамая, выходит, обскакали, слышь, бригадир?
— Ну, так сравнивать нельзя, — недовольно сказал Виктор. — Мы — в старых лавах, условия у нас ничего, да и люди… А он, слышал я по радио, в незнакомый коллектив пошел. На шахту, которую еще не изучил. Взялся за такое дело, которое не всякому под силу.
— Ну-ну, знаю, что ты
