Заметки об удаче - Котляр Август
Глава 6. Плохую водку Абсолютом не назовут
Как говорят американские пасторы, 90 процентов всех молитв сводятся к просьбам к Богу дать денег. Остальные 10 процентов – это дать здоровье и всё остальное. Соответственно, что считать везением и удачливостью в предложенных обстоятельствах? Ответ очевиден: большой денежный хапок – это удача. Встреча тётеньки с интересным своей обеспеченностью мужчиной и его просыпающийся сексуальный позыв – это тоже большая удача. Можно ли осуждать человечество за такой узор поведения? На мой взгляд, нельзя. Может быть, это и неправильные паттерны, но они не вчера появились и не завтра поменяются. И кто может дать хороший совет, как поступать в сложной ситуации? Высший разум, он же Абсолют? Или выпить водки, того же Абсолюта, и тогда хоть напряжение слегка отпустит?
Я могу судить по своему личному опыту, как всё складывается в жизни. Не только в брачном процессе. Хотя, когда мы с супругой встретились, это было более 30 лет назад, у меня, помимо своего жилья и второго года аспирантуры МГУ, было накачанное тело и сильный жизненный порыв, воля к победе. Моя супруга, натура возвышенная и благородная, музыкант и химик по образованиям, а также женщина весьма стройная и привлекательная, никогда не сознается, что во мне ей понравились не только душа и остроумие. Но я понимаю, как всё устроено, и не обольщаюсь ни на свой счёт, ни на чей либо другой. Мне в ранней юности прояснили мозги две книги: “Обыкновенная история” Гончарова и “Милый друг” Ги де Мопассана, а также заглоченная целиком “Человеческая комедия” Бальзака. Рекомендации по чтению хороших книг мы приводим в конце книги.
Касательно удачливости и принципов социального отбора вот что я хорошо помню из отрочества, пришедшегося на 1970-е годы и юности, пришедшейся на 1980-е годы. Мы уже лет с 11-12 чётко осознавали классовое расслоение. Я в шестом классе уже обладал сформировавшимися амбициями продвижения вверх по социальной лестнице. Я желал стать журналистом-международником, потому что это были относительно свободные, но при этом легко перемещающиеся между странами обеспеченные люди. Это был 1977/1978 годы. Потом родители попытались меня подтолкнуть к военной карьере – я всегда любил армию и флот – и попробовали поступить в Военный краснознамённый институт. Но туда у меня не взяли даже документы в силу определённых обстоятельств. Не приняли – просто отказались брать документы на юрфак МГУ, хотя я туда отходил два года на подготовительные курсы. Я сдал экзамены на истфак МГУ, меня откровенно валили на экзаменах; я их всё же сдал хорошо, но не взяли. Тогда я сдал все экзамены на факультет государственного делопроизводства в Историко-архивный институт, перебрал 5 баллов сверх проходного порога, и меня все равно не взяли. Отводя глаза в бок и в пол, сказали, что не могут зачислить, потому что нет у меня рабочего стажа. Моя школьная учительница химии, кавалер ордена Ленина, Зоя Александровна Малахова, человек партийный и исключительно порядочный, просила за меня у кого-то из членов Политбюро. Безрезультатно. Это был 1983 год. Казалось бы, неудача, полный пролёт фанеры над Парижем. Но моя вера и воля к победе, а также родительская любовь включили другие ресурсы, буквально небожительские, и с ректоратом МГУ провели разъяснительную работу, после чего мне оттуда позвонили и радостно сообщили, что я зачислен на истфак, беги, сынок, скорее на занятия. Это уже была середина октября 1983 года. Это можно расценивать как феноменальную удачу и везение, последовавшие за полным провалом на том же самом фронте.
В 1984 году я пошёл служить срочную службу в Советскую армию. Многие студенты МГУ и МГИМО сочли бы это как трагедию. Я же пошёл в военкомат радостно, с дорогой душой; поначалу меня всё там очень забавляло, я маршировал в строю, сзади, потому что был ещё очень маленького роста, и радостно смеялся, так меня это смешило и радовало. Но когда дедушки на меня, сопливого духа, дёрнулись, я отлупил нескольких человек, что было неслыханно, такой оказался обуревший и борзый дух. Они в расположение молодого бойца приходили толпой, чтоб посмотреть на такое дикое интеллигентное хамло; я жизнерадостно попинал их ногами. Это было за гранью мыслимого. От греха подальше меня попытались услать за Читу из Подмосковья. Но я пожаловался маме, мама позвонила одному маршалу, другу семьи со времён Великой Отечественной, и, к ужасу полкового командования, меня вернули обратно. Те, кто утверждают, что евреи – трусливые суслики, никогда просто не имел с нами дело на поле боя. Лично я никогда не боялся получить в табло; я не люблю бить людей, но если приходится подраться, так уж будьте любезны. Другие бы дедовщину и прочие ужасы армейской жизни рассматривали бы как неудачу, вырванные годы. Я же был в гибельном восторге от происходящего; и чем настырнее я отвоевывал своё право на жизнь и достоинство, тем сильнее армия хотела от меня избавиться, и в конце концов выгнали меня из стройбата за излишнюю нервичность и дурное поведение. Большая удача, потому что могло всё закончиться хуже.
Глава 7. Как Рабиновича заколебала линия партии
Если и есть нечто ценное, чем можно поделиться с другими людьми, то это лишь личным опытом и личными соображениями по поводу этого опыта. И вот эти сокровенные крупицы жизненного опыта пытаешься передать то своим детям, которым ты привычен и неинтересен, то другим людям, которые на тебя смотрят лишь с одной целью – что с тебя можно поиметь, чем ты можешь быть полезен и как тебя можно приспособить. Но иногда сконцентрированный, обобщённый и осмысленный опыт может быть гораздо полезнее денег. Я всегда предпочитаю опыт и понимание, за которые заплачены невосполнимые ресурсы, деньгам, которые есть очень даже восполнимые.
