Маркус Вольф - Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки

Летом 1990 года Ирене позвонила мне и сказала, что со мной хочет познакомиться рабби Цви Вейнман из Иерусалима, важный представитель ортодоксальной иерархии Израиля. Так как был уже полдень пятницы, а рабби собирался уезжать в воскресенье, субботний отдых позволил нам лишь кратко поговорить друг с другом по телефону. Но через несколько недель он снова приехал в Берлин и на этот раз пришел к нам в гости. Его борода, черная шляпа с широкими полями и одежда, а также манера есть и пить выдавали в моем собеседнике ортодоксального иудея. В остальном же рабби, которому было лет пятьдесят с небольшим, оказался простым и контактным человеком. В его черных глазах светились сердечность и внимание. Он подробно расспрашивал о моем положении, о правовых аспектах возможного преследования и о перспективах — прежде всего моей семьи. Его интересовало мое еврейское происхождение. Мы не говорили о моей прежней деятельности, но зато речь шла о моем интересе к Израилю и о возможном посещении страны. Вскоре после этого я получил приглашение от иерусалимской газеты “Едиот ахронот”.

Вейнман рассказал мне, что он служил офицером в армии. Мы регулярно перезванивались, и я уже представлял себе ошеломленные лица в Бонне, Карлсруэ и Москве, когда там станет известно о моем приезде в Израиль. Тамошняя служба, по всей вероятности, захочет расспросить меня о моих отношениях с палестинцами, но ломать над этим голову я собирался, лишь вступив на землю обетованную. Пребывание в Израиле дало бы совершенно новую возможность ускользнуть. Так стоило ли слишком уж долго смотреть дареному коню в зубы?

За две недели до воссоединения раздался звонок Вейнмана, разом положивший конец моим мечтам. В его голосе слышались подавленность и разочарование. Я узнал, что в Израиле разразился скандал из-за вышедшей в США книги о Моссаде и его методах. “К моему большому сожалению, должен сказать, что сейчас вы просто нежелательны. Момент, как ни жаль, неблагоприятен”. Мне сразу же стало ясно, что провода между Иерусалимом и Бонном или Пуллахом раскалились и что отношения, которые так тщательно пестовались, не должны были понести ущерб из-за меня. Так захлопнулась и эта едва призывно открывшаяся дверь. Редактора газеты, без устали спрашивавшую, когда же я появлюсь, вдруг нельзя было больше найти. На ее автоответчик я наговорил просьбу оставить визы и билеты для меня и моей жены на более позднее время в Вене. Как я смог установить позже, этого не произошло.

Тем временем мое положение стало просто неуютным. Немецкие власти потирали руки, ожидая, когда меня упрячут за решетку, американцы хотели превратить в перебежчика, в Израиле я был нежелателен, а в Москву ехать не хотелось до тех пор, пока оставался какой-то другой путь. Куда же мне надо было бежать, и чего бы мне это стоило? Ни один из вариантов не был заманчивым, а времени оставалось все меньше.

С Неккара на Москву-реку

Мои родители родились недалеко от Рейна: мать — в Ремшейде, отец — в Нойвиде, и год смерти Вильгельма I стал годом рождения Фридриха Вольфа[1]. Его родители очень хотели видеть сына раввином, но он добился своего и стал изучать медицину в Гейдельбергском университете. В противовес благочестивой атмосфере родительского дома, равно как и агрессивному ура-патриотизму рубежа веков, проникнутому духом немецкого национализма, он в те годы сформировал пацифистское, утопическое мировоззрение. Оно свидетельствовало о том, что Фридрих Вольф был знаком с идеями не только Платона и Канта, но и Толстого, Ницше, Кропоткина.

Ему довелось пережить ужасы первой мировой войны, будучи батальонным врачом на разных фронтах. Вместе с разочарованием, вызванным поражением Ноябрьской революции 1918 года, фронтовой опыт содействовал его превращению в убежденного марксиста. Позже отец объяснил нам, детям, что фундамент его политического развития заложила бабушка, которой было свойственно острое чувство справедливости. Он хорошо помнил ее захватывающий рассказ о прадеде из Мюнстера, который во время революции 1848 года ударил в набат, когда будущий кайзер приказал стрелять по толпе. А когда Вильгельм II торжественно открывал в Виде памятник в честь подвигов своего деда, бабушка, покачав головой, сказала моему пятилетнему отцу: “Фрицхен — это не император-герой, это картечный принц”[2].

С моей матерью Эльзой отец познакомился, работая городским врачом в Ремшейде, и, несмотря на кротость, свойственную девушке, она оказалась достаточно упрямой, чтобы, рассердив родственников, выйти замуж за еврея.

Когда я сегодня вспоминаю родителей, то отец как образец для подражания постоянно со мной благодаря его делам и книгам, и все же мне кажется, что тихое влияние матери было едва ли не больше отцовского. Терпимость наряду с уравновешенностью и невозмутимостью были, может быть, ее наиболее характерными свойствами. Волнующая судьба нашей семьи дала ей более чем достаточно поводов доказать несокрушимое гражданское мужество, тогда как ее терпение было доведено до грани возможного любовными связями отца. И то, что, несмотря на такие испытания, брак моих родителей сохранился до смерти отца в 1953 году, — немалое доказательство не только их любви друг к другу, но и терпения и нежной снисходительности моей матери.

Я, старший сын Эльзы и Фридриха Вольфов, родился в 1923 году в небольшом вюртембергском городке Хехинген. Это было время полного обесценения денег, галопирующей инфляции, и мои родители радовались, если пациенты-крестьяне оплачивали врачу гонорар яйцами и маслом, а не бумажными деньгами, которые ничего не стоили.

Воспоминания о моем раннем детстве, о пейзажах Швабской Юры, а позже о Штутгарте одновременно пестры и ясны. Отец был убежденным защитником вегетарианскою питания и физической закалки, включая, разумеется, и культуризм. Недалеко от Хехингена жил дядя отца д-р Мориц Мейер, которого у нас в семье называли “дедуля”. Этот бывший советник земельного суда перессорился со всеми именитыми жителями Хехингена, слыл чудаком и пользовался славой чудесного доктора. Он был вегетарианцем и жил в лесу. Возможно, именно его пример и побудил отца отвернуться от классической медицины и заняться лечением с помощью природных веществ и гомеопатии. Именно этому дяде отец посвятил свою книгу “Природа как врач и помощник”.

Эта книга, учебник здоровья для целой семьи, сразу получившая большой успех у читателей, расходилась даже в “третьем рейхе”, правда отец больше не получал доли от прибыли. Но вначале гонорары позволили нам переехать в Штутгарт, в настоящий крупный город. Мы жили там в новом доме, где находился и врачебный кабинет отца.