Крамской - Ирина Сергеевна Ненарокомова
В Петербурге Ивана Николаевича ждала радость. Оказалось, что здесь теперь живет Михаил Борисович Тулинов. Крамской понимал, сколь многим обязан этому человеку, который первый заметил его способности, неизменно поддерживая и направляя его стремление стать живописцем. И вот теперь они снова свиделись. Встреча была радостной. Разница в возрасте уже совсем не имела значения. Оба - взрослые, говорили обо всем, как равные. После первых объятий, восклицаний и рассказов о пережитом Тулинов повел речь об Академии, где в тот момент посещал занятия.
- Тебе непременно надо в Академию. И напрасно мучаешь себя. Все получится, - настойчиво убеждал он друга.
А вскоре Крамской встретил еще одного приятеля, будущего известного исторического живописца Литовченко, с которым познакомился во время своих странствий в Орле. Литовченко также горячо поддержал мечту Крамского об Академии. И не просто поддержал, а существенно помог рассказами о требованиях профессоров, о методах обучения, так как сам в тот момент был учеником этого высшего художественного заведения России.
Портрет художника А. Д. Литовченко. 1878.
Разговоры разговорами, но пора было и к делу приступать - систематически упражняться в рисовании с гипсовых слепков. Ведь если работы выйдут хорошо и понравятся Совету Академии, Крамского зачислят учеником. Исполнится наконец его мечта. Иван Николаевич попросил Литовченко принести какой-либо античный слепок.
Просьба была исполнена. На столе перед ним стояла голова Венеры. Строгие, благородные черты богини любви и красоты казались не сложными для воспроизведения. Иван Николаевич взял карандаш, плотный лист бумаги и принялся за работу. Его острый, наметанный взгляд задержался на миг на лице Венеры, и карандаш привычно заскользил по бумаге. Но странное дело, чем дальше Крамской рисовал, тем менее оставался доволен. Что-то не давалось ему в облике богини.
Отложил один рисунок, сделал второй. Почувствовал, что снова не вышло, разорвал. Несколько раз принимался за работу. Ничего не получалось. Наконец сдался, хотя отступать было не в его характере. Он сам не понимал, что произошло. То ли разволновался оттого, что мечта может не осуществиться. То ли переоценил свои возможности и недооценил трудности задачи. Расстроился. Сказал Литовченко, что ничего из его затеи не выйдет. Погрузился в свою ретушерскую работу. Несколько дней вообще не рисовал. Не встречался с друзьями.
ГОЛОВА ЛАОКООНА
Однажды вечером в дверь к Крамскому постучались, и на пороге возник Литовченко с огромным свертком, замотанным в тряпицу. Он с трудом протиснулся в дверь, водрузил принесенное на стол и, что-то бормоча себе под нос, начал разворачивать. Иван Николаевич молча ждал.
Сначала показалась гипсовая шапка густых кудрявых волос, потом мужское лицо, сильное, напряженное. Перед ним снова оказался античный слепок какого-то мифологического героя. Кого именно, он не знал.
- Это кто? - спросил неприветливо, без особого интереса, вроде просто из вежливости.
- Лаокоон, - спокойно ответил Литовченко, словно и не заметил недовольства приятеля.
Он прекрасно понимал, что Крамской не из тех, кого нужно утешать при первой же неудаче. Скорее, наоборот, его следовало подзадорить.
- Очень сложный слепок для рисования. Мало кому удается, - сказал он равнодушным тоном. - Но все же попробуй. Вдруг сумеешь.
После ухода Литовченко Иван Николаевич долго вглядывался в «тяжелое» лицо Лаокоона, на котором застыло выражение страдания, силы, внутренней борьбы. Кто он, этот герой, какая легенда с ним связана? Спросить у приятеля постеснялся, а сам не был силен в мифологии. В начальной школе про Лаокоона ничего не рассказывали.
На следующий день Иван Николаевич пошел в библиотеку. Следовало хорошенько узнать, кого станет рисовать. Что примется за этот рисунок, Крамской уже не сомневался. Мало у кого получается? Пусть. Он должен попробовать свои силы. Сложное задание даже интересней. Взяв предложенные ему библиотекарем книги, он углубился в чтение.
Лаокоон, как рассказывал миф, жил в древнем городе Трое и был служителем храма, жрецом. Греческие боги решили погубить Трою, но Лаокоон предупредил троянцев о грозящей опасности, посоветовал им не втаскивать в городские ворота деревянного коня, оставленного греками в качестве подарка, после того как они сняли неудавшуюся осаду. На самом деле «подарок» был военной хитростью: внутри деревянного коня прятались греческие воины. Троянцы не послушали совета Лаокоона, и Троя пала. Лаокоон же вместе с двумя сыновьями был по повелению богов задушен змеями. И еще до нашей эры скульпторы из Родоса изваяли мраморную группу, изображающую жреца и его сыновей, оплетенных мощными гадами.
Голова Лаокоона.
1857.
Именно с этой античной скульптуры и был сделан гипсовый слепок головы Лаокоона, который предстояло нарисовать. Теперь Крамскому стало понятно искусно переданное древними ваятелями предельное напряжение мускулов лица, сила и мука, отраженные на нем. В тот же вечер Крамской сел,за работу.
Он не торопился. Вновь и вновь пристально вглядывался в гипс, или, как говорили ученики Академии, штудировал натуру. Набросал контур. Затем принялся за прорисовку отдельных деталей. Старался добиться максимально «портретного» сходства и одновременно передать гордый дух борющегося с мучительной смертью мифологического героя. Крамской не знал, сколько прошло времени. Разогнул спину только тогда, когда рисунок был окончен.
Придирчиво окинув его взглядом, почувствовал, что доволен своей работой. Лаокоон получился точно таким, каким он его увидел и понял. Умело был передан объем, высветлены одни и затонированы другие поверхности. Академические профессора, пожалуй, должны будут признать, что он неплохо владеет пластикой. Тщательная отделка деталей, уверенные штрихи свидетельствовали о том, что техника рисунка тоже на хорошем уровне. Правда, линии чуть жестковаты и суховаты. Сказывалась долголетняя работа ретушером. Но в целом рисунок получился. Наверно, мятежный нрав Лаокоона оказался близок натуре художника. Иван Николаевич, конечно, испытывал в тот момент некоторое чувство гордости или, уж во всяком случае, удовлетворения.
Литовченко, Тулинову и другим знакомым художникам работа тоже понравилась. Все единодушно решили - можно подавать в Совет Академии. Несколько дней Крамской, как говорится, собирался с духом и вот наконец, бережно свернув рисунок в рулон, понес его на суд профессоров.
Работу оценили по достоинству. Осенью 1857 года Иван Николаевич был зачислен учеником Петербургской Академии художеств. Мечта, так давно лелеемая им, сбылась.
АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВ
Начались занятия. Крамской старательно, добросовестно выполнял все задания. Совершенствовался в рисунке, изучал анатомию человеческого тела, без знания которой невозможно правильно рисовать
