Осколком оборванная жизнь - Николай Иванович Алексеев
— Чтобы не создавать у гвардейцев ложного мнения, то надо, Иван Данилович, согласиться, — поддержал комдива генерал Макаров.
За ужином незаметно пролетело время, и Черняховский, Макаров и Берзарин выбрались из дивизии около семи вечера.
У генерала Вольхина пробыли не так, как хотели, — «часик-два», а значительно больше и выехали от него, когда небо уже сплошь сияло звездами. Берзарин, выводя машины на шоссе, ехал на своем «газике». На шоссе остановились. Попрощавшись, разъехались в разные стороны.
Теперь первой по Смоленско-Витебскому шоссе неслась машина командующего, за ней — генерала Макарова и последней — «виллис» с охраной. «Пожалуй, можно и вздремнуть», — подумал Черняховский, но из головы не выходили эти мосты. В них он видел коварный замысел врага. Лишь резкое тарахтение сзади самолета, похожее на звук По-2, отвлекло его от этой мысли. Прислушался и решил, что возвращается наш самолет с ночного задания. И вдруг впереди со страшным треском вспышки взрывов разорвали темноту и разбросали машины, засыпав их землей и осколками. Машину командующего отбросило вправо, в кювет, и повалило набок, машину члена Военного совета — влево, радиатор уткнулся в ствол громадного дерева, а «виллис» с охраной, крутнувшись и сделав несколько витков, стал нормально. Василий Емельянович, а вместе с ним шоферы и бойцы охраны бросились к машине командующего, поставили ее на колеса. Макаров с силой рванул дверцу и помог командующему выйти.
— Ну как, цел?
— Цел, но вот глаз… что-то режет. Будто соринка попала.
— Беспалый, свет! — скомандовал член Военного совета.
Действительно, в правом глазу, ближе к виску, что-то чернело. Ничего не говоря, Макаров взял командующего под руку и посадил его в свою машину.
— Поехали! — скомандовал он шоферу.
— Куда? — спросил генерал Черняховский.
— В медсанбат. Здесь недалеко, в деревне за лесом.
— Василий Емельянович, нужно домой, там нас ждут.
— Нет, — твердо ответил Макаров и сказал шоферу: — На перекрестке поворот направо.
В медсанбате все спали. Командир медсанбата, услышав, что приехал командующий фронтом, растерялся:
— Как же так?.. — бубнил он. — Я не глазник… Я только хирург. Надо в Гусино, в госпиталь, там есть специалист…
— Доктор, возьмите себя в руки! — прикрикнул на него Макаров.
— Конечно, конечно, — сдался командир медсанбата и приказал дежурному врачу: — Запустите движок — и ко мне, в операционную.
Дальше все шло с необыкновенной быстротой. Через минуту гулко захлопал движок, появился свет, в операционной уже стояли в чистых халатах дежурный врач и медицинская сестра.
— Товарищ командующий… — начал было рапортовать командир медсанбата, уже облачившийся в халат.
— Я сейчас больной, — прервал его командующий.
Черняховского посадили в кресло, под большой колпак лампы. Врач с ловкостью опытного хирурга-глазника извлек из глаза черный квадратик и положил его в стеклянную крышечку.
— Вы, товарищ генерал, под счастливой звездой родились. Если бы он шел ребром, то было бы плохо. — Доктор завернул кусочек металла в бумажку, протянул командующему «на память» и предложил переночевать.
Черняховский, поблагодарив, отказался:
— Спасибо. Некогда. Надо спешить.
— А вы боялись, — сказал Макаров, пожимая руку командиру медсанбата.
— Забоишься, товарищ генерал. Ведь это же командующий…
5
В штабе и управлении фронта с нетерпением ожидали возвращения из Москвы командующего, куда он дней пять тому назад уехал вместе с Макаровым.
Возвратясь, Черняховский двое суток никого не принимал. К начальнику штаба Покровскому тоже трудно было пробиться. Он либо находился у командующего, либо вместе с только что прибывшим новым начальником оперативного управления генералом П. И. Иголкиным и начальником оперативного отдела Г. И. Арико разрабатывал календарный план и боевые документы операции. Но и самому Черняховскому приходилось не раз вместе с ними сидеть допоздна за расчетами.
С генералом Иголкиным я познакомился на второй день при таких обстоятельствах. Мой порученец майор Токарь, проходя мимо дома начальника штаба, принял наголо бритого Иголкина за генерала Покровского и с ближайшего телефона доложил мне, что начальник штаба у себя. И я помчался туда… А дальше — взаимное приветствие, общие слова первого знакомства…
— Вряд ли вы сегодня и завтра сумеете пробраться к Александру Петровичу, — сказал Иголкин. — И в этом я бессилен вам помочь… Но все же кое-что могу вам сказать: в течение четырех-пяти дней, — перебирал он листы настольного календаря, — продумайте и подсчитайте, что нужно сделать по вашей линии для обеспечения фронтовой наступательной операции глубиной так километров 250–300, продолжительностью 40–50 суток. Но подчиненным об этом ни слова!
— Ясно! — ответил я и отправился к себе радостно взволнованный.
Сбросив кожанку на топчан, раскинул карту-десятикилометровку и отмерил на ней линейкой 25 и 30 сантиметров. Получалось, что, решая эту операцию, войска фронта освобождали Минск и выходили на рубеж Вилейка — Молодечно — Дзержинск.
С этого времени штаб фронта и все начальники родов войск и служб вплотную приступили к подсчету сил и средств, разработке мероприятий по обеспечению совместного наступления с 1-м Прибалтийским, 1-м и 2-м Белорусскими фронтами по разгрому немецко-фашистской группы армий «Центр» и освобождению Белоруссии.
Работали напряженно, днем и ночью, спали мало, соблюдали строжайшую тайну: писали от руки и написанное хранили в своих походных сейфах, никаких телефонных разговоров, только личное общение. Свои планы и расчеты докладывали непосредственно командующему фронтом в присутствии генералов Покровского и Макарова. И всегда доклады сопровождались детальным разбором. Командующий ставил докладчика в самые сложные ситуации. И с его уст не раз срывалось: «А если немцы прорвут здесь?», «А если там мы не пройдем?», «А что, если подвижные средства вводить тут?»…
Иной вопрос казался невероятным, но достаточно было взглянуть на командующего, увидеть его глубокую сосредоточенность, собранность, как ты сам невольно соглашался с ним. Этот человек своим умом и логикой рассуждения умел подчинить, покорить бывалых и прославленных генералов. А его умные карие глаза всегда смотрели прямо, открыто.
Каждый раз, когда мы бывали у него, нам казалось, что светящиеся решимостью глаза командующего стремились глубоко проникнуть в наши души, точно хотели узнать, способны ли мы понять его замысел, есть ли у нас смелость и мужество, обладаем ли мы нужными для такого масштаба операции качествами. Умеем ли мы воевать малой кровью и предвидеть все то, что враг может предпринять для срыва наступления, и на опасных рубежах предусмотреть против него решительные контрмеры? Водя циркулем по карте, он то и дело задавал вопросы то начальнику штаба А. П. Покровскому, то командующему артиллерией М. М. Барсукову, то командующему бронетанковыми войсками Л. Г. Родину.
— А если враг вдоль шоссе не пойдет, а пойдет здесь? —
