Христа ради юродивый старец Паисий, рясофорный инок Киево-Печерской Лавры - Владимир Зноско
Монастырское начальство, видя бесконечные причуды Паисия, но не уразумевая духом открывавшейся в нем благодати Христовой, стало смотреть на него, как на душевнобольного, и не в состоянии было придумать никаких мер к предотвращению его дальнейшего юродства…
12 декабря 1854 года инок Паисий отпросился в двухмесячный отпуск для свидания с матерью, которая в течение 14 лет, т. е. со дня поступления сына в обитель, ни разу не видела его. По возвращении своем из отпуска о. Паисий от послушания записчика был освобожден и послан в братскую хлебню. Но по истечении года, а именно 10 ноября 1855 года, за крайним недостатком церковных певцов, был снова переведен на Ближние пещеры и определен на прежнее клиросное послушание.
Здесь о. Паисий пробыл несколько месяцев. Особенному юродству не предавался, а в тайне занимаясь усовершенствованием духа, был даже назначен помощником уставщика. В будущем его ожидала в Лавре видная почесть, но он не прельщался этим. Признавая все блага и удобства временной жизни, якоже уметы Христа ради (Флп. 3, 8), о. Паисий едва только замечал, что люди начинают относиться к нему с подобающей честью и должным вниманием, тотчас принимался за прежний образ жизни, и чтобы избежать новых искушений и соблазнов, решил навсегда удалиться от людей.
Был праздничный день. В летней церкви на пещерах шла Божественная литургия… Вот пропели антифоны, совершен малый вход, приближается время чтения апостола… О. Паисий, отыскав накануне зачало и главу апостола и заложив страницу лентой, с благоговейным вниманием выходит с книгой на середину церкви и начинает говорить прокимен. Но открывая Апостол для чтения, видит, что ленты, которой заложена была страница, нет: товарищи-клирошане, желая подшутить над чтецом, нарочно вынули ее из книги. О. Паисий стоит в недоумении, забыв, что ему читать. Происходит пауза, вслед за которой озадаченный чтец закрывает книгу, кладет ее на солею и, нарушив безмолвную тишину искусственно-неестественным хохотом, озираясь и приседая, выбегает через алтарь церкви на двор…
После этого знаменательного и загадочного для многих случая о. Паисий на клиросное послушание уже не вернулся. Он стал скитаться по городу и киевским монастырям. И только изредка заходил в Лавру во время богослужения и, ставши в церкви около клироса, принимался умышленно бормотать бессвязные слова.
Из клирошанской келии о. Паисия выселили и поместили в сторожке. Но блаженный и от этого комфорта наотрез отказался. Он нашел себе убежище где-то на чердаке, проводя дни свои во всяком злострадании: летом он терпел дневной жар, а зимой — стужу и холод.
Вскоре лаврское начальство начало убеждаться, что все творимое о. Паисием есть не что иное, как предумышленное юродство, и потому переместило его на послушание в Китаевскую пустынь на кухню.
Здесь о. Паисий еще более усу1убил свое юродство, совершая втайне великие дела терпения, любви, добра. Приходя в поварню раньше всех, он приготовлял дрова и воду, зажигал огонь и, помогая поварам в их тяжелой работе, изнурял плоть свою усиленными трудами.
Праздность — мать всех пороков. Она научает мнозей злобе (Сир. 33, 28) и укрепляет в душе дурные навыки. А бездействие ослабляет и душу и тело, делая последнее неспособным к труду. Ибо, как вода, не имеющая течения, заражается и гниет, так и тело человеческое, находясь без движения и труда, портится и ослабевает. Иди ко мравию, о лениве, и поревнуй, видев пути его (Притч. 6, 6).
Памятуя сие, о. Паисий сохранил в сердце своем великую любовь к честному и полезному труду. Даже опытные иноки не один раз удивлялись его силе, выносливости и терпению, когда он, взвалив, бывало, громадное бревно себе на плечи, а за другое ухватившись рукой, тащил их по монастырскому двору в кухню, падая и изнемогая от усталости. И когда кто-нибудь из посторонних хватался за бревно, предлагая труженику свои услуги и помощь, о. Паисий с отчаянием в голосе восклицал:
— Не дам тебе!.. Оставь!.. Это моя заслуга!… Мой крест!..
Когда же всякое общение с людьми ему надоедало и душа подвижника искала уединения, о. Паисий предавался такому уединению в соседнем лаврском лесу, или же совершал путешествие одиноко в Лавру.
Никто не преследовал его за это. Многие из наблюдавших собратий, пытливо всматриваясь в эту его оригинальную жизнь, все более и более убеждались, что среди них обретается не притворник какой, а избранник Божий, добровольно распинающий себя со страстьми и похотьми и под прикрытием мнимого безумия выступивший на великий и тяжелый подвиг Христа ради юродства…
IV
С принятием на себя подвига Христа ради юродства, о. Паисий резко изменил образ своей жизни. Добровольно приняв на себя вид безумного, а нередко и мнимо нравственно падшего человека, не признающего ни приличия, ни стыда, позволяющего себе иногда соблазнительные действия, — он отрекся, таким образом, от главного отличия человека от прочих земных существ, т. е. от разума. Будучи от природы человеком разумным и разрешая всякие житейские вопросы быстро, метко и рассудительно, он прикрывал их притчами и тем вовлекал наблюдателя в неудоборазрешимое недоумение. Аще кто мнится мудр быти в веце сем, буй да бывает (1 Кор. 3, 18). Таким образом поступал и о. Паисий.
Не сообразуясь с веком сим, но преобразуясь обновлением духа своего, чтобы познать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2), он всей своей жизнью и постоянным словом напоминал всем о высших целях жизни, всеми способами стараясь утвердить сознание грешных людей в том, что мы не имеем здесь, на земле, постоянного града, но должны искать будущего (Евр. 13, 14), достигая добрыми делами благ духовных, вечных.
Чтобы окончательно поработить плоть свою духу и распять ее, по слову Божию, со страстьми и похотьми (Гал.
