Юрий Сушко - Последний роман Владимира Высоцкого
Но вместе с Изой направимся на Украину. «Киев – отличный город, я там не раз бывал, у меня там родня живет, люди хорошие», – подбадривал ее Высоцкий. Еще бы, не зря же киевская подруга Ирэн Высоцкой Наташа Мельниченко вспоминала: «Девушек у него тут было много: парень видный, бойкий, веселый, остротами так и сыпал, великолепный рассказчик, анекдотов знал несчетное количество…»
Расставание было тяжким. «Вокзал, – вспоминала Иза, – был затоплен моими слезами. Я стояла, вжавшись в стену, а Володя, упершись ладонями, отгораживал меня от всего мира. И я ужас как ревела. И мы ужас как целовались. Поезд вздрогнул, и я, окончательно обессилев, вжалась в угол полки, уносясь в далекое, в страшное, в разлуку».
Жить в Киеве дебютантке, естественно, было негде. Дирекция недолго думая пристроила новенькую в свободной комнатушке (то ли бывшей гримерке, то ли кое-как обустроенной кладовой) в помещении театра.
В тех же условиях (вернее, вовсе без оных) по соседству обретался еще один начинающий актер Паша Луспекаев (будущий незабвенный таможенник Верещагин из «Белого солнца пустыни»). В один из своих наездов к молодой жене пылкий Высоцкий едва не подрался с темпераментным Луспекаевым (гремучая смесь кровушки мамы-хохлушки и отца-армянина), когда тот от скуки, одиночества и неопределенности, изрядно приняв, стал ломиться в двери к симпатичной рыжеволосой соседке, ласково называя ее «киской», «рыбкой» и пр. Ситуация анекдотическая. То есть с точностью наоборот. Или как в будущей песне Владимира:
Потом, я помню, бил друзей твоих,Мне с ними было как-то неприятно,Хотя, быть может, были среди нихНаверняка отличные ребята…
Примерно таковым было нечаянное знакомство Высоцкого с Луспекаевым, переросшее затем в крепкую мужскую дружбу.
Как рассказывала Иза, рядом с ее «жилплощадью» был кабинет заведующего труппой Дудецкого, в котором имелся телефон. Уходя домой, завтруппой оставлял Изе ключ и подмигивал: давай, мол, пользуйся, пока я добрый!
В коммуналке на Первой Мещанской телефонный аппарат был намертво закреплен в общем коридоре, и, как вспоминала Нина Максимовна, во время долгих ночных переговоров с Киевом сыну приходилось накрываться с головой подушкой, чтобы не дай бог не потревожить соседей. Может быть, именно с тех пор Высоцкий и испытывал особо трепетные чувства к анонимным телефонисткам междугородней связи – 07?..
В Киевском театре Изу, как водится, восприняли по-разному. Ветеран сцены Александра Смолярова ее попросту не замечала, с трудом вспоминая «угловатую девчушку с острым носиком, которая ничем особенным никого не сразила». Тогдашнюю приму Мальвину Швидлер радовало, что новенькая актриса была «не пижонкой, не высокомерной и в то же время, держась особняком, никогда не вникала ни в какие театральные дрязги, сплетни». К этой характеристике Мальвина Павловна добавляла: «Несомненно, очень талантливый человек». А вот внимательный к женской красоте хранитель театрального музея Сергей Иванович Филимонов запомнил, что Иза каждый день приходила на репетиции с новой прической, и режиссеры всякий раз встречали молодую актрису ехидным вопросом: «Какой же прической вы нас сегодня порадуете?..»
Но молодую актрису вскоре «порадовали» врачи: «Вы беременны, голубушка».
Иза тут же помчалась в Москву. Испуг, смятение, стыд – все это как обрушилось, ревела она в три ручья. «Живу в театре, официально замужем за одним, люблю другого и жду от него ребенка… Мы смотрели друг на друга, потрясенные. Решили: аборт». Через десять дней Иза вышла из больницы, получила десять нежных писем и две телеграммы от Высоцкого. Уехала в Киев и снова начала работать.
Друзья утверждали, что в то время Высоцкий пытался пристроиться в труппу Театра имени Леси Украинки. Еще во время своего прослушивания у директора театра Виктора Мягкого Иза даже робко заикнулась: «Я не одна. Послушайте и моего мужа – артиста Владимира Высоцкого, он там на порожке сидит…» На что последовал грозный директорский отпор: «Какой еще муж?! Какой еще Высоцкий?! Скажи спасибо, что мы тебя взяли!» Наблюдательной Мальвине Швидлер отчетливо запомнился муж Изы: «Небольшого роста, с румянцем со всю щеку, совершенно незаметный… Но уже тогда можно было догадаться, что это не такой простой мальчик, как могло показаться на первый взгляд: не было в нем зависимости, улыбочек, эдакого актерского желания понравиться».
В общем, не сложилась киевская карьера актера Высоцкого, и слава богу. Ведь недаром тогда бытовала присказка: когда в Москве стригут ногти, в Киеве режут пальцы…
В 60-м, когда Владимир уже оканчивал училище, молодые люди решили узаконить свои отношения. Тем более что к тому времени Изе удалось, в конце концов, расторгнуть свой брак с таллинским наземным авиатором при помощи влиятельной клиентки – народной судьи – Володиной бабушки (лучший косметолог Киева!). Она уволилась из театра и тотчас возвратилась из «киевской ссылки» в Москву. В книге регистраций напротив записи об увольнении актрисы Изольды Жуковой из Театра имени Леси Украинки заведующий труппой написал: «Ушла. Очень жаль».
С собой из Киева Изольда привезла чемодан писем от Высоцкого, который сочинял ей чуть ли не каждый день. (А в памяти почему-то возникают написанные им позже строки:
Не пиши мне про любовь, не поверю я…
или:
Я сжал письмо, как голову змеи.Сквозь пальцы просочился яд измены…)
На 25 апреля 1960 года была назначена официальная церемония бракосочетания. Поначалу Иза с Володей собирались отметить это событие скромненько, пригласить самых близких друзей – Свидерского, Гену Яловича, Володю Акимова – и посидеть в ресторане. Был, правда, и другой вариант – «домашний».
Воспитанной на Востоке «маме Жене», второй супруге Семена Владимировича Высоцкого, эти планы будущих молодоженов показались вопиющим нарушением традиций. Она принялась названивать мужу в Питер, где тот постигал премудрости военных наук в Академии связи. Высоцкий-старший с мнением жены, разумеется, согласился, сказав, что молодежь в этой жизни ни черта не смыслит, ветер в их головах гуляет, и велел отпраздновать свадьбу как полагается – с размахом! Места мало? Соберутся в их квартире на Большом Каретном. Решено! Все хозяйственные хлопоты взяла на себя Евгения Степановна.
Следуя традициям, жених в канун свадьбы созвал «мальчишник» в любимом кафе «Артистическое» (в их кругу именуемое на французский манер – «Артисти́к»). Конечно, куда, как не в «Артисти́к», было податься студенту театрального вуза?!. Пусть выбор блюд там был невелик: омлет, блинчики, бульон, зато напитков с лихвой хватало. Высоцкий много пел, а каждый тост сопровождал горестными словами: «Она меня соблазнила и лишила свободы!»
