Александр Сабуров - Силы неисчислимые
Мы сообщаем ей, что начальник штаба отряда Боровика Ушаков с группой партизан тоже направляются на Черниговщину. Их задача та же самая: выяснение обстановки и связь с местными партизанами, а попутно - диверсии на железных дорогах.
- Вот это здорово! - радуется Муся. - Значит, друзья будут рядом.
Решаем, что с ней до Стародуба поедет Шеметов.
- Ты поедешь в Стародуб, товарищ Шеметов, отвезешь Мусю Гутареву.
- Будет выполнено, - с готовностью отвечает Шеметов. - Как говорится, бог троицу любит: мы уже в третий раз с ней на задание идем. Все будет в порядке!
В последнее время мы все чаще доверяем Шеметову подобные поручения. Высокий, плечистый, красивый, он производит впечатление даже на полицаев. К тому же по образованию инженер, настоящий интеллигент, умный, сообразительный, за словом в карман не полезет.
- Поедешь через владения отряда Чапая.
Чапаем партизаны прозвали своего командира Кошелева. Он очень похож на легендарного комдива. У него такие же рыжие усы, ездит он, как и Чапаев, на сером коне и обязательно при сабле. И вдобавок ко всему тоже Василий Иванович. Шеметов побаивался Кошелева. К этому были очень серьезные причины. Осенью 1941 года, когда фашистские каратели напали на Трубчевский район, Шеметов ушел к партизанам в отряд Кошелева. В Трубчевске он оставил свою семью - жену и двоих детей. Нужно заметить, что Шеметов был исключительным семьянином и боготворил свою, как он называл, "любимую троицу". И вот жену и детей немцы взяли заложниками.
Каратели согнали во двор МТС, что находилась за городом, сотни людей и осыпали их фосфором. В страшных муках люди тлели заживо. Заложникам сказали: смотрите, такая же участь ждет и вас, если не вызовете своих из лесу. Женщин и детей погнали на опушку. Партизаны слышали отчаянные крики:
- Папочка, выходи, заявись коменданту, а то всех нас побьют, сожгут на огне... Завтра первой будут жечь маму, потом нас...
Неистово кричала жена Шеметова:
- Шеметов, дорогой мой, выходи. Спаси нас...
И Шеметов не выдержал. Ушел из отряда, явился с повинной к коменданту. В знак благодарности немцы сразу же назначили его директором маслозавода. Но, кроме Шеметова, никто из лесу не вышел. Эксперимент не удался. Обозленный комендант велел привести Шеметова: "Завтра поведешь войска к партизанам".
Шеметов на это не пошел. Ночью, в стужу, в буран он увел семью за Десну. Укрылись в лесу. Теперь спасались уже и от немцев и от партизан.
Его долго искали. Вся немецкая комендатура была поднята на ноги. Не меньше усилий на поиски Шеметова затратили и партизаны: партизанским судом он был заочно приговорен к расстрелу, И вот однажды бойцы нашего отряда набрели на берлогу, где скрывался Шеметов. Вместе с семьей его доставили в штаб. Я мало разговаривал с женой Шеметова - смуглой, красивой женщиной, но из того, что успел услышать, понял, сколько мук довелось перенести ей и детям во дворе МТС.
С Шеметовым мы беседовали наедине. Государственный преступник! Он в полной мере сознавал свою вину.
- Меня никто не помилует. - Шеметов старался говорить спокойно, и ему это почти удавалось. - Если бы даже нашелся какой-нибудь заступник, то народ, партизаны не позволят меня оправдать. Мое преступление ничем не искупить. Но я должен рассказать, как все было. В ту страшную ночь я находился на посту один. В ушах все еще звенели голоса жены и детей, звали, молили о спасении. Если бы в ту минуту хоть кто-нибудь поговорил со мной, отвлек от этих чудовищных мыслей! Нет!.. Я был один с муками моей "любимой троицы". И я не выдержал. Бросил пост, ушел в город, сдался на милость немцев... Я знаю, что живу последние часы. И ни о чем не прошу, кроме одного. Пощадите, сохраните мою семью. Ради нее я пошел на все это. Пусть хоть они видят белый свет. Они очень много выстрадали, а без меня им вовсе будет нелегко...
Я всматривался в белое лицо Шеметова, в его горящие глаза. Он не рисовался. Я верил: в этот момент он меньше всего думал о себе.
Его увели. А мы сидели задумавшись. Да, здесь, на оккупированной врагом земле, подобное преступление должно караться только смертью. Но мы видели не только преступление. Видели огромную человеческую трагедию.
Снова конвойные привели Шеметова. В шубе, без шапки, он стоял перед столом. Капли пота, сшибая друг друга, ручейком стекали по щекам. В провалившихся за ночь глазах поселилось равнодушие: было похоже, что Шеметов находится уже по другую черту жизни. Единственный вопрос, который он нам задал, относился к семье: - Скажите, товарищи... гражданин командир, перед смертью мне дадут возможность попрощаться с детьми и женой?
Рядом со мной сидел начальник штаба Илья Бородачев. Мы переглянулись. Я встал и медленно, тоном самого сурового судьи изложил все обвинения, которые мы обязаны были предъявить Шеметову.
Не последовало ни одного возражения. Мое "приказываю" прозвучало в абсолютной тишине: - ...Шеметова зачислить в головной отряд, во взвод Петракова, вооружить автоматом. Штабу отряда предоставить Шеметову возможность в боях с фашистами искупить совершенное им преступление перед Родиной.
Шеметов неотрывно смотрел на меня и продолжал стоять неподвижно. Бородачев первым подошел к нему, хлопнул по плечу:
- Ну, пошли к коменданту штаба, получишь оружие.
Шеметов словно прирос к месту, потом вдруг пошел не в дверь, а к стене, ударился об нее лбом и упал без чувств. И, только чуть придя в себя, судорожно зарыдал, как будто лишь сейчас понял, что такое жизнь и как она дорога...
Вот какой он, Шеметов. Сейчас, провожая его в дорогу, я строго наказываю:
- Будьте осторожны. Переночуйте в Ново-Васильевске.
- Все будет в порядке, товарищ командир.
- Вы не должны попадаться ни полиции, ни немцам. В случае неудачи берите все на себя. Муся должна быть вне подозрений. Даже смерть, Шеметов, не оправдает вас, если Муся попадет в руки фашистов.
Шеметов понимающе смотрит на меня и, как клятву, шепчет:
- Верьте, товарищ командир, я вас никогда не подведу. Никогда!
- Подождите, это еще не все. По приезде в Стародуб Муся сразу же исчезнет. Вы ее не ждите и о ней не волнуйтесь. С ней никаких лишних разговоров. Если она сочтет нужным что-либо передать, ничего не записывайте, дословно запомните, чтобы по возвращении могли подробно доложить.
Несомненно, обо всем этом с Шеметовым уже было переговорено, но я не мог не повторить, не напомнить ему об опасности.
Шеметов крепко пожал мою руку, еще раз поблагодарил за доверие, с улыбкой попрощался и, напутствуемый моим коротким "ни пуха ни пера", быстро вышел.
...У крыльца стоят нарядные сани. Оглобли закручены в новые завертки. В санках, выше козел, пучится мягкое суходольное сено, покрытое большим теплым одеялом. Рядом, все поправляя ладно пригнанную сбрую, ходит Шеметов, сопровождаемый Петлахом, который нежно поглаживает резвого буланого жеребца и что-то при этом нашептывает Шеметову.
В Красной Слободе едва пробуждалась жизнь, только-только занимался рассвет, когда юркие сани, на которых монументально возвышался Шеметов и почти утонула в складках одеяла Муся Гутарева, круто взяв с места, быстро скрылись за ближайшим поворотом.
Мне хотелось бы именно в этом месте, забегая несколько вперед, закончить свой рассказ о Шеметове.
Когда мы уходили на Украину, Шеметов остался в рядах трубчевских партизан. Он хорошо воевал. Ему доверили командовать взводом. Однажды его взвод, при котором находилась и семья Шеметова, был окружен фашистами. Партизаны отбивали атаку за атакой, отходя в глубь небольшого островка, затерявшегося среди болот. Но силы были неравны, и вскоре в живых остались только Шеметов, его жена и дети. Вражеское кольцо сжималось. А у Шеметова уже не оставалось патронов. Но тут раздалось партизанское "ура"...
Шеметов жив и сейчас. Этот так много испытавший человек по-прежнему живет в Трубчевске. Ночью мы простились с гостеприимной Красной Слободой. На рассвете наша колонна вползла в последнюю деревню Российской Федерации Горожанку. Здесь наш начальник штаба Бородачев остается с двумя ротами и артиллерией, ждет от нас дальнейших сообщений, а мы с комиссаром, взяв с собой роту Кочеткова, направляемся в украинское село Гаврилова Слобода.
Взбираемся по заснеженному склону. После затянувшейся вьюги морозный воздух как-то особенно прозрачен. Под ярким солнцем снег играет алмазами, слепит глаза, а мороз беспощадно обжигает лицо и руки. Тяжело дышат кони в санных упряжках. Над всей колонной клубится пар. Подняв воротники, глубоко запрятав руки в рукава, съежились на повозках партизаны.
Я и Богатырь встревожены загадочной тишиной и безлюдьем. Ни одного человека вокруг в этой белой пустыне.
Подъем все круче. И хотя снег стал менее глубоким, кони впереди остановились. Сходим с саней, пробираемся вперед, за нами идут командир роты Кочетков и взводный Петраков.
На самом хребте возвышенности видим щит на двух столбах. На обеих его сторонах написано по-русски и по-украински: "Кто посмеет нарушить границу, будет убит".
