Коллектив авторов - Ксандопуло Георгий. Өнегелі өмір. В. 37
«А ты можешь сделать прибор, чтобы он на этиловом спирте работал? – спрашивает меня Борьба иванович из лаборатории Пономарева. – Можешь, тогда сделай, напиши нормы расхода спирта для него и поставь прибор на видное место. Мы его чехлом прикроим, чтоб не пылился, а спирт нам для других важных дел пригодится».
Работал я в те времена в трех местах. Ни от какой работы не отказывался. Даже начал было преподавать химическую технологию будущим бухгалтерам в Нархозе. Но тут Михаил Ильич Усанович пригласил в КазГУ на химфак, на кафедру физической химии. Я был счастлив!
* * *В Университете М.И. Усанович взял меня на договорную тему с актюбинской Алгой, химическим заводом по получению борной кислоты. Переработка Индерской руды на том заводе велась по мокрому способу. в результате бор попадал в грунтовые воды. Поэтому был составлен договор с кафедрой на разработку неводного способа получения борной кислоты. Этот способ и разрабатывался мною. Он основан на реакции борной кислоты с метиловым спиртом. По новой технологии при 40 0С образовывался летучий эфир. Этот способ позволял получать чистейшую борную кислоту. Но мы совершили «политическую» ошибку – запатентовали способ, не включив в авторы чиновников, стоящих у руля в Химпроекте. В результате этот способ не был внедрен. все расчеты и чертежи так и лежат в шкафу, не найдя применения. Честно высказанные мною в «высших инстанциях» упреки по этому поводу и приведенные веские доводы так и остались словами. наверное, когда дело имеет государственные масштабы, иногда необходимо идти на компромиссы.
* * *на кафедре физической химии стояли в то время без дела масс-спектрометр и спектрометр ЭПР. Они как нельзя кстати пришлись для продолжения моих занятий с пламенем и в области химической кинетики горения. Образовалась группа: химфизиков – Борис Колесников, Валерий Завадский, Юрий Рябикин, Дмитрий Однорог, Владимир Дубинин… Перед этими сотрудниками была поставлена задача – зондирование фронта атмосферных пламен. До этого были известны работы ряда иностранных исследователей, которые выполнялись при давлении 25-30 кПа. При таком давлении фронт пламени становится широким, и введение зонда во фронт не было проблематичным. Хотя все эти исследования были проведены со всей тщательностью, но они имели общий большой недостаток. Он связан с тем, что при пониженном давлении механизм выгорания топлива существенно отличается от того, который имеет место при атмосферном давлении и более высоком.
Зондирование атмосферного пламени представляло интерес, но здесь существовала трудность: на ширине фронта один – полтора миллиметра необходимо было отбирать пробу в десяти – пятнадцати точках. Эта очень нелегкая задача была решена коллективом, в котором основополагающую роль как специалист-масс-пектроскопист выполнял Борис Яковлевич Колесников. Его практический опыт в области масспектроскопии позволил нам решить поставленную задачу и получить во многом неожиданный результат. Было получено экспериментальное свидетельство роли диффузии атомов водорода в холодную смесь. На основе полученного представления о механизме горения газрообразных топлив оказалось возможным построить стройную картину ингибирования газовых реакций, а также решить вопросы о предупреждении взрывов с помощью ингибиторов.
Полученные представления позволили также по-новому взглянуть на холодные пламена, исследование которых было поручено Зулхаиру Мансурову. Используя метод электронного парамагнитного резонанса и заморозку на жидком азоте, ему удалось по-новому взглянуть на механизм процесса сажеобразования. В дальнейшем эта тематика им была развита в направление способов получения сажи и, особенно в последнее время, – получения наноуглеродных материалов – фуллеренов и наноуглеродных трубок.
в ходе этих работ на факультете появился представитель ВИАМа, Всесоюзного института авиационного машиностроения. нас познакомили, я рассказал об исследованиях в области горения и пламенной фотометрии. Он искренне интересовался нашими разработками. В ходе беседы спросил, можем ли мы создать такое покрытие, которое снизит рост температуры обратной стороны металлической пластины, обтекаемой пламенем. Интересная задача. Располагая лишь общими знаниями и опытом в этом направлении, я в одно мгновение прокрутил в голове все уже наработанные мной за много лет технические решения, а также еще только созревающие идеи, и я выпалил: «Можем!», – вполне осознавая всю меру ответственности за свое обещание и трудность его выполнения.
Именно тогда у нас возникло выражение «Повесить над собой саксаулину» – дашь обещание или заявишь о своих намерениях – вынужден будешь предпринять все возможное и невозможное, чтобы саксаулина не упала, не раздавила твою репутацию, твое самолюбие, веру в свои силы.
Вскоре был заключен договор на 10 тысяч рублей. Это была не очень большая, но и не малая сумма. Для сравнения – с Алгой договор составлял 40 тысяч.
Поставленную задачу мы решили. Кажется, найденный тогда нами способ, используется и по сей день.
Так, впервые по работе, я попал в Москву.
* * *Приехав очередной раз в Москву по делам с виАМом, я зашел в Институт химической физики АН СССР. Здесь я встретил сначала Юлия Гершензона, а потом и многих других – Александра Берлина, Владимира Веденеева, Олега Саркисова… Все они постепенно стали не только соратниками по работе, но и моими настоящими, верными и дорогими моему сердцу друзьями.
Близко сотрудничали мы и с Н.С. Ениколоповым, В.Н. Кондратьевым, Н.М. Эммануэлем, Я.Б. Зельдовичем, позже – с Н.Н. Семеновым.
Особенно сблизило нас участие этих больших ученых в организованных нами в Алма-Ате международных конференциях и симпозиумах.
Неожиданно для себя я удостоился высокой чести – Директор Института Химической физики, Нобелевский лауреат Николай Николаевич Семенов пригласил меня в свой Институт заведовать лабораторией. Мой внутренний голос красочно расписывал, какая это счастливая возможность, какие научные перспективы открываются передо мной. Еще более доходчиво мне объяснили это мои московские друзья. Но… Я уже отказался: в Алма-Ате Университет только что выделил мне «двушку» – долгожданное собственное жилье; в Алма-Ате оставались мои соратники и ученики, которые поверили мне, надеялись на меня. До сих пор не уверен, что поступил правильно – возможно, и своим ученикам, и семье, и даже Казахстану я больше бы помог, окажись я в центре передовой науки. Но сложилось так, как сложилось. Я остался в Казахстане, который давно уже стал моей Родиной.
На деловые отношения мое решение не повлияло. Мы продолжали сотрудничать.
Так, благодаря ВИАМу и Химфизике развивались в двух направлениях мои связи с российской наукой и военнопромышленной комиссией при Совете министров СССР.
* * *Я подошел к двери, нажал на кнопку звонка, и в голове ураганом понеслись незнакомые мне мысли: «Что я делаю? Он – известнейший ученый, лауреат Госпремии, трижды Герой соцтруда, преемник Ландау в Академии наук СССР, и я принес ему на суд свое детище – свою диссертацию. Одним росчерком пера он сейчас может погубить нас обоих. Нет, конечно, это не будет означать конец всему. Я пойду работать дальше в раз и навсегда выбранном направлении, служить науке, но все же… Как сказал сегодня его ученик николай новожилов? «У тебя на все про все 10 минут. Больше он тебе не даст. Быстро излагаешь суть работы и ждешь. Если Яков Борисович подойдет к окну и будет грустно смотреть вдаль, скоренько собирай бумаги и уходи».
Дверь мне открыла молодая приветливая женщина. Сняла со звонка мой палец: «Вы к Якову Борисовичу? Проходите. Провела меня в довольно большую почти пустую комнату. Из мебели запомнилась только школьная доска на стене. В центре комнаты – огромный, обшарпанный временем и локтями круглый стол. За столом Зельдович. Слушает доклад своего аспиранта. Проводил меня в соседнюю крохотную комнатку, кажется спальню. Дал журнал «Play boy» – подождите немного.
* * *Кажется, я увлекся. Уже прошло минут пятнадцать, а Зельдович меня слушает, задает вопросы, дальше слушает. Я украдкой взглянул на часы. Бог мой! Прошло полтора часа! А он и не вспомнил о таинственном объекте за окном.
Никаких противоречий теории, о которых говорил ученый секретарь, отказывая мне в отзыве, Яков Борисович не усмотрел. Даже наоборот, обратил внимание на приведенные мной новые интересные факты, подтверждающие его предположения.
Расстались мы почти друзьями. Во всяком случае, таким было мое ощущение. Да и он, по всему было видно, остался доволен встречей.
Я летел домой окрыленный.
Позже мы еще не раз встречались в Москве. Я.Б. Зельдович написал положительный отзыв на мою докторскую диссертацию, чем я очень горжусь.
Откликнулся Зельдович и на мое приглашение участвовать в симпозиуме по горению в Алма-Ате. сделал большой доклад. Мы обменялись последними наработками, и на основании этого решено было оформлять заявку на открытие. Работа шла полным ходом. Наша команда трудилась слаженно и эффективно. Большой вклад в продвижение этого дела внес Борис Яковлевич Колесников. Он ездил в Москву, проводил согласование совместных действий. Оформление открытия, совместного с Я.Б. Зельдовичем подходило к завершению. Мы ждали его прилета в Алма-Ату, когда пришло это страшное известие о кончине ученого.
