Николай Ховрин - Балтийцы идут на штурм !

По совету Артема мы решили попробовать сначала вступить в переговоры с командованием бронедивизиона, который помещался на Мироносицкой улице (сейчас улица Чернышевского). Туда направились представители наших двух отрядов. Делегация выглядела внушительно: со мной пошли Железняков и Берг. И Сиверс взял с собой двух человек.

Встретили нас холодно. Разговаривал с нами командир дивизиона. Присутствовавшие при этом офицеры и члены солдатского комитета лишь поддакивали. У нас сложилось впечатление, что комитет здесь существует только ради формы.

Сухощавый и подтянутый командир бронедивизиона (видно, кадровый офицер) обратился к нам:

- Если вы хотите вести дружеские переговоры, то прошу объяснить, для какой цели выставлены пушки на Холодной горе?

Насупившийся Эйжен Берг раскрыл было рот, но Сиверс, положив ему руку на плечо, опередил его:

- А разве они кому мешают? Стоят, молчат, пейзаж не портят...

Наш собеседник стиснул зубы, но сдержался и произнес спокойно:

- Допустим, что так... Что дальше?

- Разрешите мне несколько слов, - сказал я. - Мы отправляемся на юг против Каледина. Ваши машины стоят здесь без дела. Нам хотелось бы заполучить их.

- Наши броневики, - сказал командир дивизиона, взвешивая каждое слово, - из Харькова не уйдут. Они должны поддерживать порядок в городе.

- А какой порядок? - спросил вдруг Железняков. - Вернее, чей?

- Я понял ваш вопрос, - кивнул головой сухощавый, - и могу вам твердо сказать: ни Керенскому, ни раде, ни большевикам мы этих машин не отдадим. Попробуете взять? Пожалуйста, но только через наши трупы!

Разговор на этом закончился. Мы вернулись на вокзал, чтобы обсудить, что делать дальше. Собрались в штабном вагоне матросского отряда. Пришли к нам и товарищи из Харьковского ревкома. Сообща решили, что надо попытаться захватить броневики.

Вечером начали осуществлять свой план. В двух концах Мироносицкой улицы поставили пушки, нацелив их на бронедивизион, и предложили ему сдаться. Однако командование части оставило наш ультиматум без внимания. Тогда кто-то предложил направить в сторону дивизиона с демонстративной целью один из броневиков балтийцев.

Направили посыльного в отряд с приказом привести машину. Прошло минут двадцать, как вдруг Артем спохватился, что надо предупредить артиллеристов. Не зная, что бронеавтомобиль пойдет наш, они могли обстрелять его. Перспектива ни за что ни про что потерять его встревожила меня, и я, взяв подвернувшегося извозчика, вместе с членом Харьковского ревкома Фельдманом поехал к нашим пушкарям. Мы были от них уже совсем близко, когда раздался выстрел. Лошадь, вздрогнув, остановилась. А мы пулей вылетели из пролетки, крича на бегу, чтобы больше не вели огонь.

К счастью, снаряд не задел броневик. Зато переполох на улице поднялся невообразимый. Выстрел разбудил жителей, услышали его и в бронедивизионе. Надо сказать, что он весьма подействовал на нервы наших противников. Если до этого они затягивали переговоры о сдаче, то теперь быстро приняли все наши условия. Находившиеся в распоряжении дивизиона солдаты и офицеры сдали нам все свое оружие и двенадцать бронеавтомобилей. Сложнее обстояло дело со штабом бронедивизиона. Офицеры, засевшие в здании, не хотели сдаваться. Мы попробовали ворваться в дом, но были встречены пулеметным огнем из окна. Подступиться к зданию со стороны улицы оказалось невозможно.

Я повел наших пулеметчиков во двор жилого корпуса, расположенного напротив. Поднялись на второй этаж, постучались в первую попавшуюся квартиру. Хозяева оторопели, увидев вооруженных матросов, да еще с пулеметом. Я объяснил, что придется на несколько минут побеспокоить живущих здесь. Распахнул выходящее на улицу окно, двое моряков установили "максим" на подоконнике и начали бить очередями по штабу, не давая никому оттуда высунуться. Я с остальными выскочил на улицу. Под прикрытием пулеметного огня мы ворвались в занятое офицерами строение. Они отстреливались до последнего патрона и погибли. Несколько человек потеряли и мы.

В одной из комнат штаба я нашел четыре маузера в деревянных кобурах. Иметь такой пистолет - мечта каждого матроса. Один из них я взял себе, второй отдал Анатолию Железнякову, а еще два не помню, кому достались.

На следующий день в Харьков специальным поездом прибыл Антонов-Овсеенко, назначенный командующим советскими войсками Украины. Владимир Александрович вызвал к себе Сиверса и меня. Выслушав рассказ о разоружении дивизиона, он одобрил наши действия.

- Мы не имеем возможности церемониться с теми, кто не желает сложить оружия, - сказал он.

Когда Антонов-Овсеенко узнал, что расположенный в Харькове 2-й Украинский полк подвержен влиянию петлюровцев, но из казарм не выходит, а только митингует, он посоветовал нам прощупать хорошенько настроение солдат. Нужно было выяснить, не удастся ли повести эту часть за собой или хотя бы расколоть ее.

В "гости" к петлюровцам, занимавшим в то время Москалевские казармы, взяли самых лучших наших ораторов - Берга и Железнякова. Но как они ни старались - им не удалось растопить лед недоверия пехотинцев. Они кричали, что будут с нами разговаривать только тогда, когда мы уберем пушки с Холодной горы и вернем захваченные броневики.

Примерно так же встретили нас в другом полку. Мы доложили Антонову-Овсеенко, что, по нашему мнению, уговоры ни к чему не приведут. Он приказал разоружить обе части. Эту операцию удалось провести быстро и без лишнего шума. Очень помогли нам трофейные броневики.

Положение в Харькове резко изменилось. Ревком стал полновластным хозяином в городе. Привезенные нами из Тулы винтовки и пулеметы были розданы красногвардейцам, часть оружия отправили рабочим Донбасса.

Вскоре в Харькове было образовано первое советское правительство Украины. Антонов-Овсеенко приказал нашему отряду отправиться в Чугуев и разоружить там юнкерское училище. Юнкера не признавали Советскую власть, разогнали местную рабочую милицию, арестовали делегацию Харьковского ревкома. Нам предписывалось привести этих горячих юнцов в чувство.

Учитывая, что ряды балтийцев заметно поредели, Антонов-Овсеенко направил к нам прибывших из Твери красногвардейцев. Теперь матросы составляли лишь небольшую часть отряда.

В Чугуев двинулись двумя эшелонами. С нами пошли и путиловские бронеплощадки. Оказалось, что город расположен в стороне от железнодорожной станции и отделен от нее холмом. На это возвышение мы немедленно поставили пушку, взяв юнкерское училище на прицел. От орудия провели к штабному вагону нитку полевого телефона.

Мы не хотели напрасно проливать кровь и попытались мирно договориться с командованием училища, но переговоры затянулись. Начальник училища отвергал два основных пункта наших требований: сдать оружие и отправить всех юнкеров в Харьков.