Игнасио Идальго де Сиснерос - Меняю курс

В общих чертах он изложил мне план восстания. Оно начнется в Мадриде и некоторых провинциях на рассвете дня «х». Генералы и старшие офицеры, которым предстояло командовать силами восставших, уже на своих местах. Гражданские в день «х» объявят всеобщую забастовку по всей Испании. Мобилизованы все левые партии, каждый политический руководитель знает свое место. По словам Франко, восстание хорошо подготовлено и победа почти предрешена.

Аэродрому «Куатро виентос» революционная хунта отвела одну из наиболее важных задач: начать восстание. Аэродром необходимо было захватить в первые часы дня «х», подготовить самолеты, нагрузить их прокламациями и воззваниями, вооружить бомбами и пулеметами. По радиостанции «Куатро виентос» на всю страну будет провозглашена республика и передан призыв к народу оказать поддержку новому режиму.

Одновременно сильный гарнизон из Кампаменто{86} направится в столицу, чтобы с помощью рабочих завладеть королевским [173] дворцом и главными общественными зданиями. Кроме этого республиканцев поддержит большая группа студентов.

Беседа с Рамоном Франко дала мне достаточно ясное представление обо всех приготовлениях и вызвала новое чувство: впервые я осознал свое отношение к восстанию. Неприятная, навязчивая мысль, что я дал вовлечь себя в непонятное для меня дело, стала частично исчезать.

Мы условились встретиться на следующий день для уточнения последних деталей.

Из разговора с Рамоном я вынес и другое впечатление, несколько встревожившее меня. Оказывается, моя миссия будет не такой простой, как я полагал. В предварительных планах, разработанных Франко, мне отводилась весьма ответственная роль. Это никак не прельщало меня, и, честно говоря, казалось неразумным поручать важные дела столь неопытному в вопросах революции человеку, каким был я.

Мы расстались с Рамоном Франко в восемь часов вечера. Чтобы разобраться в своих впечатлениях, я решил пройтись пешком до центра города. Результаты размышлений не обрадовали меня. Непроизвольно я вновь видел отрицательные стороны и недостаточно ясные обстоятельства предстоящего выступления, и мой оптимизм быстро исчезал. Я стал нервничать и наконец решил ни о чем не думать, предоставив событиям идти своим чередом. А чтобы не оставаться наедине с тревожными мыслями, пошел в аэроклуб, надеясь встретить друзей, которые развлекли бы меня. Одновременно я рассчитывал разузнать у них, не предпринимаются ли какие-нибудь контрмеры со стороны правительства.

Мое появление в клубе не вызвало удивления, никто не спрашивал, почему я оказался в Мадриде. Все восприняли это как должное, будто видели меня здесь еще накануне и, казалось, не подозревали о готовящемся восстании.

Из аэроклуба я отправился в бар Кук. Меня интересовало, какая атмосфера царит там. В те времена бар Кук считался очень модным. Его посещал весьма узкий круг избранных лиц (аристократы, дипломаты, некоторые иностранцы). Бар был скорее маленьким клубом. Почти все его посетители знали друг друга. Женское общество тоже было весьма ограниченным. В него имело допуск лишь небольшое число аристократок без особых предрассудков. Содержал бар Эмилио Сарачо, богатый промышленник из Бильбао, фанфарон по натуре, который, подобно своим состоятельным землякам, [174] подолгу жил в Англии. Бар был обставлен комфортабельно и со вкусом. Он славился шотландскими виски высшего качества, которые привозили в бочках и поглощались здесь в большом количестве.

Эмилио Сарачо, с которым я поддерживал весьма дружеские отношения, был забавным типом. Я думаю, бар он содержал отнюдь не ради бизнеса, а скорее из-за желания иметь удобное место для встреч с друзьями, чтобы угощать их таким виски, какого не найдешь ни в одном другом казино Мадрида. Речь Сарачо была необычайно груба. Если бы не своеобразная баскская искренность и манеры английского джентльмена, он был бы невыносим. Сарачо был фанатичным монархистом и больше всего гордился дружбой с королем. Я помню, в какой великолепной рамке держал он поздравительную телеграмму, присланную ему монархом в день именин.

Мне хотелось поговорить с Сарачо, так как он обязательно поделился бы со мной своими подозрениями или опасениями. Два часа, проведенные с ним, убедили меня, что ни Сарачо, ни кто другой из его компании не имели никакого представления о готовящемся перевороте.

На следующий день я отправился на собрание военных, о котором говорил Сандино. Оно состоялось в доме пехотного капитана Фуэнтеса, о котором я слышал не слишком лестные отзывы. Первым, кого я увидел там, оказался Хосе Мартинес де Арагон. Внезапная встреча вызвала обоюдное изумление и огромную радость. Мне было необычайно приятно в такой сложной ситуации иметь рядом лучшего друга, к которому я питал безграничное доверие, как к самому честному из всех, кто когда-либо встречался мне. Хосе был очень удивлен, ибо не предполагал, что я могу интересоваться политикой. С этого момента мы не расставались.

На собрании присутствовало десять или двенадцать офицеров. Первое впечатление обескуражило меня. Мы встретили там трех или четырех знакомых офицеров, не пользовавшихся никаким авторитетом. Один из них изгонялся из армии за какие-то грязные денежные махинации. Эти люди, которым я никогда бы не доверился, очевидно, участвовали и играли в движении какую-то роль.

Встреча с Хосе помогла мне преодолеть неприятное впечатление, возникшее в связи с присутствием этих типов. Арагон сказал, что революцию делают не только с «сестрами милосердия», в подобных движениях всегда участвовали люди с [175] запятнанной репутацией или те, кто хотел бы, чтобы другие забыли о некоторых событиях в их жизни. Необходимо более широко смотреть на вещи.

Тон собрания показался мне деловым. Из разговоров я понял, что участие войск из Кампаменто обеспечивал Кейпо. Захват мадридских казарм, всеобщая забастовка и выступления в различных провинциях прекрасно подготовлены.

Поднявшиеся с аэродрома «Куатро виентос» самолеты выбросят над столицей сигнал к началу всеобщей забастовки и к атаке казарм и королевского дворца. Если дворец не удастся взять сразу, самолеты должны будут подвергнуть здание бомбардировке.

Детали организационных мероприятий на аэродроме «Куатро виентос» нам следовало уточнить с Франко и Сандино, а затем согласовать с командующим авиацией Луисом Рианье, поддерживающим контакт с Алькала Самора. Он и сообщит нам точную дату восстания.

На следующий день положение опасно усложнилось. Капитаны Галан и Гарсия Эрнандес, по каким-то соображениям, мне не известным, начали восстание раньше намеченной даты.