Оливер Сакс - Нога как точка опоры

45

Однажды один из моих студентов перенес сильное обморожение; ему казалось, что его пальцы ампутированы и у него остался только ужасный, в форме дубинки кулак. Когда анестезия длится долго, возникает большая опасность повреждения тех частей, которые игнорируются, – отсюда постоянные несчастья с конечностями у больных проказой. – Примеч. авт.

46

«Под обращенностью на себя, – пишет Розенфельд, – я понимаю обращенность к динамическому образу тела… Наше «я» определяется способами использования своего тела, самими движениями тела, движениями, которые мы обретаем со временем; именно к этому динамическому образу обращены стимулы (обращенность на себя) и в связи с которым стимулы имеют смысл… Каждое воспоминание обращено не только наличность или объект, который помнится, но наличность, которая помнит» (Розенфельд, 1991). – Примеч. авт.

47

Может ли собака иметь истерию или «чуждую» конечность? А мартышка? А человекообразная обезьяна? Мне кажется, что не может, хотя говорят, что у собачки Фрейда развилась истерическая беременность (что вызвало ироническое замечание Фрейда о том, что такое могло произойти только в доме психоаналитика). Думаю, что не может такого случиться и с обезьянками, каких использовал Мерзенич. Однако подозреваю, что с человекообразной обезьяной это могло бы случиться: у нее определенно могло бы развиться отчуждение конечности и менее определенно, но возможно – истерия; по-разному, в зависимости от наличия более высокого, обращенного на себя сознания, эксплицитного чувства «я», которое, по-видимому, имеют человекообразные обезьяны, но не более низкоорганизованные животные. Так, человекообразные обезьяны могут узнавать себя в зеркале, в то время как мартышки и собаки не могут. – Примеч. авт.

48

Пациенты с подобным поражением, можно сказать, живут в половине вселенной, не осознавая, конечно, того, что это половина вселенной, потому что для них вселенная – нерассеченная, полная и цельная. Таким образом, обычно восприятие, идея, воспоминание о «левизне» – как у пациента, историю болезни которого под названием «Глаза направо!» я привожу в книге «Человек, который принял свою жену за шляпу», – исчезает. «Когда игнорирование выражено, – пишет М. Месулам, – пациент может вести себя так, словно половина вселенной внезапно перестала существовать в какой-либо значимой форме… Пациенты с унилатеральным игнорированием ведут себя так, как будто не только ничего не происходит в левой половине пространства, но и нельзя ожидать, что там произойдет что-то важное».

49

Такие пациенты, считает Эдельман, не испытывают провала или разделения сознания, но проявляют радикально реорганизованное сознание, так что новое сознание воспринимается как полное и цельное. – Примеч. авт.

50

То же самое, но совершенно иным образом, происходит при истерии. Так, истерик, жалуясь на паралич, онемение и т.д., не осознает того, что их причина лежит в аффекте и концепциях, в изменениях сознания. Действительно, если такие патогенные изменения удается осознать, истерия исчезает; истерия, таким образом, зависит от бессознательного – хотя и бессознательного, совершенно отличного от такового у анозогнозика. – Примеч. авт.

51

«Самым ужасным было то… что нога не «была перемещена», а на самом деле лишилась своего места. Нога исчезла, забрав с собой свое «место». И поскольку больше не было никакого места, куда можно было бы вернуться… не было и возможности вернуть ногу. Могла ли помочь память там, где воля бессильна? Нет! Нога исчезла, забрав с собой свое «прошлое»! Я больше не мог вспомнить обладание ногой. Я не мог вспомнить, как я когда-либо ходил или поднимался в гору. Я чувствовал себя необъяснимо отрезанным от того человека, который ходил, бегал, поднимался в гору всего пять дней назад. Между нами существовала лишь «формальная» непрерывность. Существовал провал – абсолютный провал – между «тогда» и «теперь», и в этом провале, в этой пропасти исчез бывший «я»… В этом провале, в этой пропасти, вне времени и пространства исчезли реальность и возможности ноги… растворились в воздухе, исчезли из времени и пространства, исчезли, забрав с собой свое пространство и время». – Примеч. авт.

52

Нейропсихологические синдромы представляют собой «снизу вверх» нарушения, в которых неврологические поражения более низкого уровня вызывают психологические поражения более высокого уровня. Истерия, напротив, представляет собой нарушение «сверху вниз», где первичное поражение возникает на самом высоком уровне – в сознании высшего уровня, символическом и лингвистическом, – любое поражение на более низких уровнях является вторичным по отношению к нему. Существует первичное нарушение местного картирования и нарушение первичного сознания при отчуждении, но при истерии они отсутствуют. (Могут, конечно, присутствовать некоторые вторичные нарушения.) Сознание высшего уровня (которое включает психоаналитическое бессознательное) при истерии отличается специфическими интенсивными аффектами, в то время как при отчуждении оно лишь смущено. Мы никогда не можем знать первичное сознание напрямую, подчеркивает Эдельман, мы можем узнать о нем только через сознание высшего уровня. Животные, лишенные сознания высшего уровня, могут напрямую испытывать его, но не могут о нем рассказать. Если и существует ситуация, когда человек может сообщить о проявлениях первичного сознания, не загрязненных сознанием высшего уровня, как предполагает Эдельман, – то только в случаях пациентов с «разделенным мозгом», когда левое и правое полушария разделены хирургически. Такие пациенты смогут сообщать о восприятии (со стороны левой половины тела или левого полуполя зрения), не модулированном лингвистическими или рефлективными силами левого полушария (см. примечание на стр. 284).