Оскар Уайльд, его жизнь и исповедание. Том II - Фрэнк Харрис
Несколькими днями ранее я уговаривал Оскара встать, потому что врач ему это разрешил, но Оскар тогда отказался. Сейчас мы пошли в маленькое кафе в Латинском квартале, Оскар настоял на том, что выпьет абсента. Туда и обратно он дошел с некоторым трудом, но, казалось, чувствовал себя довольно хорошо. Но я отметил про себя, что лицо Оскара вдруг постарело, и указал Реджи на следующий день, насколько по-другому Оскар выглядел, когда встал и оделся. В кровати Оскар выглядел относительно хорошо. (Я впервые заметил, что волосы Оскара покрылись патиной седины. Ранее я заметил, что волосы Оскара не поменяли цвет во время его пребывания в Рэдинге: они сохраняли мягкий коричневый оттенок. Вспомни, как шутил Оскар по этому поводу. Он постоянно развлекал надзирателей - говорил им, что его волосы - абсолютно белые). На следующий день я вовсе не удивился, обнаружив Оскара с простудой - у него ужасно болело ухо, но доктор Такер сказал, что Оскар снова может выйти на улицу, и на следующий день, в очень теплый день, мы поехали в Буа. Оскар чувствовал себя намного лучше, но жаловался на головокружение, мы вернулись примерно в 16:30. Субботним утром, 3-го ноября, я встретил Пансера Хенниона (Реджи называл его «Либр-Пансер»), он приходил каждый день, чтобы делать Оскару перевязки. Он спросил у меня, близкий ли я друг Оскара и знаю ли его родственников. Он заверил меня, что общее состояние Оскара - очень тяжелое, и он не проживет дольше трех-четырех месяцев, если не изменит свой образ жизни. Сказал, что я должен поговорить с доктором Такером, который не понимает всей серьезности ситуации - проблема с ухом не была особо важна сама по себе, это был зловещий симптом. Утром в воскресенье я встретился с доктором Такером, это - глупый добряк, прекрасный человек. Он сказал, что Оскару надо больше писать, что он чувствует себя намного лучше, и что состояние его ухудшается, только когда он встает с постели и ходит, как обычно. Я умолял врача сказать мне правду. Он пообещал спросить у Оскара, можно ли обсуждать со мной начистоту состояние его здоровья. Я встретился с врачом во вторник после осмотра, он говорил очень расплывчато, и, хотя в некоторой степени разделял мнение Хенниона, сказал, что сейчас Оскару намного лучше, хотя он долго не проживет, если не бросит пить. В тот же день я пошел проведать Оскара, он был очень взволнован. Он сказал, что не хочет знать, что сказал мне врач. Сказал, что ему всё равно, если жить осталось немного, и перешел к теме своих долгов, сумма которых, по моим подсчетам, превышала 400 фунтов. Оскар попросил меня в любом случае выплатить некоторые из этих долгов, если я буду в состоянии это сделать, после его смерти, потому что его терзали угрызения совести в отношении некоторых кредиторов. К моему огромному облегчению, вскоре пришел Реджи. Оскар рассказал нам, что прошлой ночью ему приснился ужасный сон - что он «ужинает с мертвецами». Реджи ответил в присущем ему стиле: «Милый Оскар, ты, вероятно, был душой компании». Этот востороженный Оскар - он снова воодушевился, был чуть ли не в истерике. Я был встревожен. Той ночью я написал Дугласу - сообщил, что дела вынуждают меня покинуть Париж, врачи говорят, что Оскар очень болен, ... должен оплатить некоторые его счета, потому что Оскара они очень тревожат, и это, по словам доктора Такера, очень замедляет его выздоровление. 2-го ноября, в День поминовения усопших, я поехал на Пер-Лашез с ..., Оскар очень заинтересовался и спросил, выбрал ли я место для его могилы. Он абсолютно беззаботно обсуждал эпитафии, я и представить себе не мог, что он настолько близок к смерти.
В понедельник 12-го ноября я поехал с Реджи в отель «Эльзас», чтобы попрощаться с Оскаром, потому что на следующий день уезжал на Ривьеру. Я пришел после обеда, поздно вечером. Оскар обдумывал свои финансовые проблемы. Он только что получил письмо от Харриса о претензиях Смизерса, и был очень расстроен. Его язык слегка заплетался, но прошлой ночью ему кололи морфий, а в течение дня он всегда пил очень много шампанского. Оскар знал, что я приду попрощаться, но почти не обратил на меня внимания, когда я вошел в комнату, и в тот момент мне это показалось довольно странным: все свои наблюдения Оскар адресовал Реджи. Пока мы разговаривали, почтальон принес очень милое письмо от Альфреда Дугласа, к которому прилагался чек. Думаю, частично это был ответ на мое письмо. Оскар всплакнул, но вскоре успокоился. Потом у нас был дружеский разговор, во время которого Оскар расхаживал по комнате и взволнованно разглагольствовал. Примерно в 10:30 я встал, собираясь уйти. Вдруг Оскар попросил Реджи и сиделку на минуту выйти из комнаты, потому что хотел со мной попрощаться. Сначала он завел речь о своих парижских долгах, а потом начал умолять меня не уезжать, потому что чувствовал, что в последние несколько дней с ним произошли кардинальные перемены. Я занял непреклонную позицию, потому что думал, что у Оскара просто истерика, хотя знал, что он действительно расстроен из-за моего отъезда. Вдруг Оскар разрыдался и сказал, что больше никогда меня не увидит, потому что чувствует, что всё кончено - эта невероятно болезненная сцена длилась почти сорок пять минут.
Оскар говорил о разных вещах, которые я вряд ли здесь смогу перечислить. Хотя всё это было очень тревожно, на самом деле я не придал никакого значения этому прощанию и не отреагировал на эмоции бедного Оскара, а должен был бы, особенно учитывая, что он сказал, когда я выходил из комнаты: «Присмотр и домик на холмах возле Ниццы, куда я мог бы переехать, когда мне станет лучше, и где ты смог бы часто меня навещать». Это были последние связные слова, которые я услышал от Оскара в этой жизни.
Я уехал в Ниццу следующим вечером, 13-го ноября.
Во время моего отсутствия Реджи каждый день проведывал Оскара и писал мне краткие бюллетени о состоянии его здоровья. Оскар выезжал с ним несколько раз, и казалось, что ему намного лучше. Во вторник 27-го ноябоя я получил первое из писем Реджи, которое прилагаю (остальные пришли после моего отъезда), и я поехал обратно в Париж. Я высылаю тебе эти письма, потому что они дадут тебе
