Вожди комсомола. 100 лет ВЛКСМ в биографиях лидеров - Леонид Михайлович Млечин
По словам профессионального партработника Карена Брутенца, который полжизни провел в аппарате ЦК КПСС, сталинский период породил почти безусловный рефлекс подчинения, полного согласия с очередной директивой, подобострастие в отношении начальства и конформизм. Недаром ходила шутка о работниках, которые на прием к начальству приходили с двумя вариантами решения – противоположного содержания и, уловив настроение хозяина кабинета, вытаскивали нужную бумагу.
Многие комсомольские функционеры копировали худшие черты своих партийных опекунов: чинопочитание, послушание и умение внимательно слушать вышестоящих, писал Михаил Ненашев, секретарь челябинского обкома партии, а затем заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Аппарат комсомола, особенно в его верхнем эшелоне, в фарисействе мало чем уступал иезуитам.
В этом мире выжить и продвинуться по карьерной лестнице было необыкновенно трудно. Требовалась особая предрасположенность к существованию в аппаратном мирке и годы тренировки.
Режим многое давал тем, кто прорывался наверх. Речь не только о материальных благах. Заместитель Твардовского по «Новому миру» Алексей Кондратович (он из-за болезни был освобожден от воинской службы, но по комсомольскому призыву ушел на фронт добровольцем) оставил интереснейший дневник, запечатлевший нравы того времени. Он писал о комсомольских чиновниках: «Молодые люди, еще ничего не сделавшие в жизни и не накопившие никакого опыта, кроме начальственно-руководящего, – уже призваны руководить, учить, воспитывать».
Необходимость по долгу службы произносить ритуальные речи о коммунизме только усиливала привычку к двоемыслию и воспитывала безграничный цинизм. Функционеры, нашедшие себя в системе, были довольны жизнью, не испытывали никакого разлада со своей совестью и считали, что поступают в соответствии с собственными убеждениями.
«Именно комсомольские деятели – самые консервативные из всех возможных у нас деятелей, – отмечал Кондратович. – Они еще трусят, боятся ошибиться, но, усвоив самую главную заповедь – держи и не пущай! – не пущают. Их легко натравить, напустить на кого угодно. Они по-молодому энергичны и услужливы. Они – в начале карьеры, и это определяет всю их психологию. Но они и легко поддаются растлению, ибо в сущности уже растлены».
Кто имел дело с профессиональным комсомолом, знает, что это за школа, помнит, что больше всего ценилось и какие качества надежно обеспечивали продвижение наверх – к желанному креслу в соседнем здании партийного комитета. Если молодой человек с юности поднаторел в составлении звонких лозунгов, организовывал «группы скандирования», отчитывался «наверх» о массовой посещаемости несуществующей системы комсомольской учебы, переписывал текущий доклад с прошлогоднего, то какие качества ему были нужны? Если, перебравшись в партийный аппарат, он долгие годы занимался «выколачиванием» плана, в роли бдительного куратора присутствовал на партийных собраниях, то какой опыт он приобретал? Аппаратных интриг? Умения лавировать, уходить от опасных решений? Исполнительский раж огромного комсомольского аппарата даже хорошее дело превращал в пародию.
Все это был полезнейший опыт в смысле понимания того, как функционирует механизм власти. Люди, которые собаку съели на аппаратных интригах, считали, что этим искусством можно по-настоящему овладеть, только если начинаешь с самых низов.
Бывший консультант отдела пропаганды ЦК КПСС Леон Оников, тоже начинавший в комсомоле, говорил:
– Когда уйдет наше поколение, ни один архивариус не поймет, что происходило на самом деле. Мы унесем с собой аппаратную интригу, знание аппаратных плутней. Мы не считали тех, кто занимал высокий пост, но не знал, что такое райком, настоящими аппаратчиками. Они ничего не понимали.
Вверх продвигались осторожные, цепкие и хитрые, те, кто никогда не совершал ошибок и не ссорился с начальством. Но они пасовали, столкнувшись с сильным характером, с прирожденным лидером.
Другое дело, что яркие и самостоятельные люди обычно не могли прорваться сквозь трясину аппаратной жизни. Но если это происходило, такой человек был вне конкуренции. В подковерной борьбе за очередную ступеньку вверх аппаратные кадры научились выходить победителями. А в схватке с людьми, рожденными властвовать, неминуемо проигрывали. Так и произойдет в перестроечные годы, на сломе эпох.
Разгневанная молодежь выходит на площадь
15 декабря 1986 года члены бюро ЦК компартии Казахстана встречали в аэропорту спецрейс из Москвы. Многолетний первый секретарь Динмухамед Кунаев, друг Брежнева, утратил кресло в политбюро и был отправлен в отставку. Но лишь когда самолет совершил посадку, выяснилось, кто именно назначен новым хозяином республики, – Геннадий Васильевич Колбин, первый секретарь Ульяновского обкома, прежде не имевший отношения к Казахстану. Ошибка, имевшая большие последствия.
Для самого Колбина назначение стало сюрпризом. Ему пришлось все бросить в Ульяновске, стремительно прибыть в Москву за инструкциями, а оттуда спешно лететь в Алма-Ату. Ясное дело, что подготовиться к новой стезе, узнать о ситуации в республике, о людях, с которыми ему предстояло работать, он физически не мог.
16 декабря созвали пленум ЦК компартии Казахстана. Заседание продолжалось восемнадцать минут. Никто ничего не спросил. Членам ЦК и в голову не пришло предложить иную кандидатуру. Горбачев провозгласил политику перестройки, но решения политбюро в партийном аппарате пока еще не подвергались сомнению.
«Хватит диктовать!»Сколько раз в Казахстане, как и в других республиках и краях, ни с кем не посоветовавшись, меняли руководителей! Сколько раз люди узнавали о появлении нового хозяина из утренних газет! Но в прежние времена те, кому это не нравилось, помалкивали и делились своим недовольством в узком кругу. Возмущаться публично было страшно. С приходом Горбачева исчез страх. И вырвалось долго копившееся в республике раздражение, рождавшееся очевидным пренебрежением со стороны центральной власти.
Назначением никому не известного в республике человека возмутились столичные студенты. На следующий день после пленума ЦК, 17 декабря, они вышли на улицы Алма-Аты с лозунгами: «Каждому народу – своего руководителя!», «Хватит диктовать!», «Нам нужен руководитель-казах!». Молодежь несла и такие транспаранты: «Перестройка есть, демократии нет», «Да здравствует ленинская национальная политика!».
Геннадий Колбин еще принимал поздравления и осваивался в новом кабинете, когда выяснилось, что в городе творится нечто невиданное. Ситуация вышла из-под контроля. Улицы казахстанской столицы заполнили около пятнадцати тысяч митингующих. Вспыхнули настоящие уличные схватки. Студенты забрасывали милицию камнями, переворачивали и поджигали автомобили. Пожарные машины водометами разгоняли толпу.
Колбин предложил доверить наведение порядка «рабочему классу» столицы. Промышленные предприятия получили указание сформировать «рабочие дружины». Казахи в них не пошли, только русские. Таким образом, против казахской молодежи на улицы вывели русских рабочих – порядка десяти тысяч человек. Это только усилило межнациональную напряженность.
Среднеазиатским военным округом командовал генерал Владимир Лобов, будущий начальник Генерального штаба. Он отказался привлекать войска к разгону казахской молодежи. Спас жизни людей и репутацию России. Пролитая кровь могла оставить шрам на отношениях между нашими народами. А министр внутренних дел СССР Александр Власов, бывший первый
