Сценарное искусство. Методы и практики современных российских сценаристов и драматургов - Коллектив авторов
Великий театральный деятель Сергей Владимирович Образцов говорил: ребенок рождается, а человек делается всеми другими людьми, которые окружают его с раннего детства.
Нет никакой общей «нормальности» или сферической всехней нравственности. У людей нет врожденных представлений о добре и зле, нет врожденной морали и моделей поведения. Не существует никакого «благородства в крови», никакой «врожденной грамотности», ни в ком генетически не заложено стремление вести себя определенным образом, а не каким-то другим (кроме случаев тяжелого поражения нервной системы).
У нас слишком большой и сложный мозг, чтобы в нем сидели какие бы то ни было предопределенности.
Потому плохая новость в том, что человек никогда не будет иметь каких бы то ни было качеств и представлений о реальности «по умолчанию», на основании наследственности или других факторов. А хорошая новость в том, что человеки бесконечно адаптивны.
Подождите, а как же Оливер Твист, Гарри Поттер и прочие сонмища героев с благородством в крови? То есть персонажи, которые с младенчества находятся в подавляющей среде, где ими вытирают пол, но вопреки всему вырастают моральными и нравственными? Именно потому, что у них наследственность такая – правильная, благородная и прекрасная?!
Все в порядке, это традиция английской классической литературы. С учетом современных знаний об устройстве человеческого мозга, можно смело отнести эту традицию к одному из видов фантастических допущений.
Если предопределенностей поведения нет, то что есть? Большой и сложный мозг, заточенный на длительное взросление и обучение. Темперамент конкретного человека. Нормы конкретного сообщества в конкретном историческом промежутке. Именно они формируют личность.
Первые два-три года жизни люди впитывают нормы среды как безусловные. Все, что человек с детства считает само собой разумеющимся, естественным по умолчанию, формируется семьей либо ее заменителем, а семья, в свою очередь, сформирована социумом. Приходя в мир, мы не знаем, как все вокруг устроено. Мы не знаем, что нормально. Не умеем вести себя с окружающим миром. Не знаем, что нам положено и чего не положено. Мы не знаем, чего будем хотеть и что считать важным.
Один и тот же, скажем, 20-летний человек пола мужеска, воспитанный в разные времена в разных социумах, желал бы разного и разные вещи был бы «должен» обществу. В каком-то времени и месте общество ожидало бы от этого человека, что он доблестно погибнет в бою и отправится в Вальхаллу. В другом – что он будет закалять сталь на стройке коммунизма. В третьем – что будет пахать на земле, не чирикая, наплодит двадцать детей, умрет в тридцать лет. В четвертом – что он попытается замутить успешный стартап…
Все зависит от норм и морали конкретного сообщества в конкретном временном интервале, на конкретной ресурсной базе и в окружении других сообществ.
И это бесконечно прекрасно, потому что, наделяя своих персонажей определенными чертами, убеждениями, заблуждениями, вы сразу автоматически прописываете часть матрицы отношений своего героя с другими персонажами, часть его предыстории и часть всего мира.
А еще тут бесконечный простор для больной фантазии автора, который может наформировать совершенно безумных и при этом непротиворечивых моделей личностей, основанных на нормах конкретных социумов при конкретных ресурсных базах. Что эти люди будут считать правильным, моральным и достойным того, чтобы отправиться в приключение, – бесконечно открытый вопрос с бесконечно вариативными возможными ответами.
В любом случае точкой отсчета является среда, сформировавшая героя. Он может ненавидеть эту среду, бояться своего окружения и желать своему детству сгореть в аду, может стремиться следовать социальным ожиданиям, а может идти против них – но хоть в плюс, хоть в минус герой будет отталкиваться от них как от базы. Принятые в обществе нормы – его несущая конструкция, она же формирует убеждения и ограничения героя.
Пример того, как среда формирует убеждения героя, – фильм «Умница Уилл Хантинг».
Молодой человек из социального дна уродился вундеркиндом и легко щелкает сложнейшие математические задачи – но среда, в которой он вырос, считает, что математический талант не имеет ценности. Что получать образование и работать головой не положено людям из этой среды. Потому Уилл бухает, увиливает от тех, кто хочет вытащить его со дна за шкирку, и отчаянно занимается самосаботажем – сам себе не дает выйти из привычного окружения в другую жизнь.
Не потому что он балбес, а потому что действует в парадигме своих несущих конструкций. При этом Уилл Хантинг понимает, что плохо сочетается со средой, в которой вырос, но все равно смотрит на мир через заложенное средой убеждение: «Учеба в университете – не для нас». За неимением другого фундамента. Нет, Уилл не думает в точности такими словами и не формулирует такими выражениями – но показывает своими действиями, что его убеждения таковы. Герой действует в границах тех флажков, которые заложены в его голову средой, и сопротивляется всему, что вытягивает его за флажки.
Если бы Уилл Хантинг был человеком из другой социальной среды, с другими представлениями о себе и своем месте в мире – он бы просто поступил в Гарвард, и не было бы той истории, которую рассказывает фильм «Умница Уилл Хантинг».
Среда формирует все, от речевых характеристик до представления персонажа о своем месте в мире. Эта база также определяет, к какому образу действий герой склонен «откатываться» в незнакомых, неоднозначных, стрессовых ситуациях. И с этой базой автор может играть до бесконечности, показывая и рост, и слабости, и провалы героя.
Из всех возможных способов действий люди по умолчанию выбирают не «плохой» и не «хороший», а привычный. Узнаваемый. Голова так устроена.
Помните одноразовую вилку из «Истории игрушек 4»? Она как раз про это. Ребенок вытащил вилку из мусорки и назначил ее игрушкой,
