Глеб Бакланов - Ветер военных лет

Наконец мне и другим командирам корпусов — генералам Родимцеву и Лебеденко — стала известна задача нашей армии в наступательной операции, подготавливаемой 1-м Украинским фронтом. Армии предстояло наступать в составе главной группировки фронта с задачей прорвать оборону противника на участке Дольне, Метель протяжением 13 километров, нанося главный удар в общем направлении Стопница, Буско-Здруй, Пинчув, Щекоцин, Ченстохов. Теперь командирам и штабным работникам надо было провести сложнейшую работу по изучению рубежей обороны противника в своей будущей полосе наступления. У нас имелись карты аэрофотосъемок этих рубежей, охватывавшие большую территорию, вплоть до реки Одер. Но карты картами, а нужны были самые свежие и точные данные с переднего края. Немцы ведь тоже не сидели это время сложа руки, в их обороне могли произойти не предвиденные нами изменения.

По всей полосе наступления мы организовали сотни наблюдательных пунктов, как правило выдвинутых в первую траншею. Я не мог довольствоваться донесениями разведчиков и сообщениями командиров и нередко, переодевшись в солдатскую шинель, повесив на плечо автомат и прицепив, как это делали бывалые солдаты, котелок к поясному ремню, пробирался на эти наблюдательные пункты. Обычно со мной отправлялись кто-либо из командиров дивизий и командующие артиллерией, а позже — кто-нибудь из командиров — танкистов и саперов. Это все были, так сказать, заинтересованные лица, те, кто должен был обеспечить успех первого наступательного броска.

Как-то мы тихонько пробирались по узким ходам сообщения, то и дело задевая плечами промерзшие глинистые стенки. Бледный рассвет неуверенно опускался на землю с посветлевшего неба. Впереди проход расширялся, образуя глиняное гнездо с небольшим выложенным заиндевевшим дерном бруствером. Там виднелась серая спина солдата, дежурившего у ручного пулемета. Когда мы подошли совсем близко, мягко ступая по влажной глине, солдат резко повернулся, не столько услышав, сколько почувствовав за спиной неосторожное движение. На бледном лице мелькнули темные впадины глаз.

— Товарищ генерал? — неуверенно и удивленно сказал он, приближая свое лицо к моему, должно быть, чтобы лучше рассмотреть. — Вы ли это?

— Да, — ответил я. — А ты что, не узнал? Стараясь скрыть растерянность, он объяснил:

— По лицу-то узнал. Похоже лицо-то. А только солдата такого в нашей роте нет, вот я и засомневался. Да и никто не предупредил, что комкор быть у нас должен.

— Это хорошо, что не предупредили. И сам не говори, что здесь встретились. А ведь и мне лицо твое знакомо…

Солдат подтянулся и, хоть с опозданием, представился по всей форме:

— Рядовой Михайлов, ручной пулеметчик первого взвода второй роты.

Я вглядывался в казавшееся, безусловно, знакомым лицо: настоящее русское, открытое, с широко поставленными глазами, большим носом и упрямым подбородком.

— Где встречались, товарищ Михайлов? Или путаю я…

— Никак нет, не путаете, товарищ генерал. Две недели назад, когда наша рота в тылу стрельбой занималась, вы мне благодарность объявляли. За отличные действия. — Он улыбнулся широко и радостно. — Видать, запомнился я вам, товарищ генерал?

— Видать, что так, — улыбнулся в ответ и я. — Прошлая наша встреча и мне и тебе приятна была. Ну, рад встрече со старым знакомым и сегодня.

Я подошел к брустверу и осторожно выглянул. Солдат ойкнул и дернул меня за рукав шинели вниз.

— Что такое? — невольно пригнувшись, спросил я Михайлова.

— Так, слава богу, ничего, — обеспокоенно сказал он. — Но только, товарищ генерал, вы уж больше не высовывайтесь. Здесь нет-нет да и пролетит шальная.

— Ничего, — успокоил я пулеметчика, — еще темновато. А скажи-ка мне лучше, товарищ Михайлов, хорошо свое направление, свой сектор обстрела знаешь, да и вообще расположение противника?

Солдат немножко подумал и с усмешливой обстоятельностью ответил:

— Да неплохо знаю, товарищ генерал. Мы с этими немцами, что напротив, каждый день друг на друга смотрим. А другой раз ракеты засветим, так и ночью как днем видать. Так что с их расположением знакомы.

— Это хорошо, — одобрил я. — Вот как светать по-настоящему начнет, ты мне все, что знаешь у противника, покажешь. Да и расскажешь поподробнее. Пока мы в блиндаж к вашим солдатам пойдем. Покурим да и поговорим.

Непосредственно в подразделения, в солдатские блиндажи и землянки я старался заходить как можно чаще. Должен сказать, что тесный контакт командиров, какое бы высокое положение они ни занимали, с подчиненными, с теми, кто непосредственно сталкивается с противником, совершенно необходим. Чтобы меня правильно поняли, поясню, что я имею в виду не только знакомство командира с тем, как и чем живут подчиненные, каковы их настроения и интересы, хотя и это дело, безусловно, необходимое и полезное. Но сейчас речь о другом.

На войне те национальные качества простых людей, которые складываются в процессе исторического развития: наблюдательность, смекалка, мудрость и, может быть, несколько наивная хитрость, выработанные за века вечной борьбы с трудностями, — обостряются и позволяют рядовым и сержантам изучать конкретного, стоящего перед ними врага так, как это просто недоступно для командира, особенно занимающего высокое, руководящее положение.

Каждый бывалый воин, выражаясь словами хорошо знакомого мне немолодого сержанта, крестьянина из-под Рязани, «знает свой маневр», то есть, если хотите, может спланировать свои действия, так как он предвидит действия своего противника, повадки, режим дня и ночи, привычки, возможную реакцию и тактику которого в той или иной ситуации он изучил в совершенстве.

Никто, как старые, опытные, бывалые воины, не делился со мной такими тонкими и точными наблюдениями над врагом, ни от кого не слышал я таких остроумных и хитрых предложений относительно того, как взять «языка», как спровоцировать противника на то или другое действие. Ото был подлинно народный, солдатский опыт, накопленный за годы ожесточенной борьбы с ненавистными захватчиками.

Вот и сейчас, когда мы готовились к новому наступлению, я не упускал случая поговорить с солдатами.

Блиндаж, в который мы вошли, был большим и «сработанным», как говорил мой адъютант капитан Скляров, основательно: стены обшиты тесом, к ним в два этажа прилажены нары. На нарах сидели и лежали свободные от дежурства бойцы. Едва мы вошли, как дежуривший у входа громко скомандовал:

— Встать!

Все по привычке с оружием в руках бросились к выходу, думая, что объявлена боевая тревога, и натолкнулись на нашу группу генералов, переодетых в солдатскую форму. Кто-то, ничего не понимая спросонок, чертыхнулся, кто-то сдержанно засмеялся. Наконец минутная неразбериха окончилась, и мы услышали официальный доклад. Я сел сам и предложил всем садиться.