Джерри Лендей - Иисус Навин. Давид

Только в Израиле в это время мог проповедник так разговаривать с царем и остаться безнаказанным. Даже Давид не мог замахнуться на авторитет пророка.

По мере того как равновесие сил в государстве смещалось от духовного к светскому началу, пророк как бы взамен становится совестью нации, ее нравственным оплотом.

Пророк черпал свою силу из особого взгляда Израиля на своего единственного Бога, который создал не только законы природы, но и этику, обязательную для всех. Иными словами, пророк черпал силы от людей, верных Яхве, и становился — возможно, впервые в истории — их поборником и защитником. Вот почему Нафан мог говорить с Давидом так, как он говорил, и оставаться живым и невредимым.

Как и предсказывал Нафан, ребенок Вирсавии, мальчик, родился хилым и слабым, и царские повитухи не надеялись, что он выживет. Когда Давиду сообщили об этом, он пал на землю и стал страстно молиться за жизнь младенца. Слуги пытались его утешить, но царь не внимал их утешениям. Он слышал, как Нафан вынес приговор, и знал, что он заслуженный. Он нарушил заветы и должен был раскаяться и искупить вину. И все же он молил Яхве спасти ребенка. Он не ел и не пил, пока судьба младенца висела на волоске. Больше он ничего не мог сделать ни ради жизни младенца, ни ради собственного спасения.

А еще через неделю новорожденный испустил дух. Слуги, которые пришли с этой новостью, встревоженно толпились у входа в покой, не решаясь приблизиться к обезумевшему царю. По их позам и взволнованному шепоту Давид понял, что случилось. Тем не менее, он спросил:

— Умер ребеночек?

И они ответили:

— Умер.

Тогда Давид встал с земли, в первый раз за семь дней с чувством, похожим на облегчение и освобождение от бремени. Он не стал готовиться к привычной церемонии траура. Вместо этого он помылся и переменил одежды свои, пошел в царскую молельню и исступленно молился там, а потом потребовал, чтобы принесли ему хлеба.

Один из слуг изумленно спросил его:

— Почему ты так поступаешь: когда дитя было еще живо, ты постился и плакал, а когда дитя умерло, ты встал и ел хлеб?

Царь объяснил:

— Доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? А теперь оно умерло, зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне.

После этого наступила благоприятная часть года, и в осаде Раввы произошли коренные перемены. Силы Иоава наконец-то перекрыли источник водоснабжения Раввы. Как только запасы воды за стенами иссякли, жажда защитников города стала союзником израильтян. Иоав отправил нарочного в Иерусалим. Для решительного наступления требовалась пополнение, и Иоав попросил Давида привести свежие войска в Равву и присутствовать при падении города.

Иначе, как объяснил военачальник, в истории будет сказано, что Равву взял не Давид, а он, Иоав.

Защитники города вконец обессилели от жажды и голода, их косили болезни. Они отступили, когда мощному израильскому отряду удалось прорваться через главные ворота. Падение Раввы принесло Давиду не только много добычи, но власть над Аммоном и прочные позиции к востоку от Иордана.

А в Иерусалиме Вирсавия снова подарила Давиду сына. Мало кто обратил внимание на это событие.

Гарем Давида только тем был и занят, что снабжал его возможными наследниками. И, казалось, не было особых причин, чтобы этот поздний ребенок, названный Соломоном, нарушил обычное течение жизни при дворе и тем более в Иерусалиме.

Первенцем Давида был Амнон, рожденный от Ахиноамы из Изрееля, на которой Давид женился в дни бегства от Саула, и Давид соответственно признал Амнона своим преемником и наследником. Далуиа, сын Давида от Авигеи в те же годы, был бы следующим преемником, но он умер в юности. Поэтому царевичи Авессалом и Адония поочередно следовали за Амноном. В деле царского первородства природа, похоже, злорадно иронизирует. Дом Давида не был исключением. Амнон унаследовал чувственные аппетиты Давида, но ни его красоту, ни его честолюбие, ни его талант вести за собой людей. Этими качествами с лихвой обладал Авессалом, царевич, вынужденный находиться в тени Амнона. Авессалом был любимцем Давида, ибо в нем Давид во многом узнавал себя. Все, что мы знаем о внешности Авессалома, это всеми признанная красота его, подобная красоте Давида, — от стоп своих до темени он не имел ни единого недостатка, а еще знаменит он был роскошной гривой своих волос. Авессалом был сыном Маахи, дочери царя Гессурского на Голанских высотах над морем Галилейским. Давид женился на Маахе, когда он управлял Иудой из Хеврона. Мааха родила Давиду и дочь, Фамарь, чья дивная красота дополняла красоту ее брата Авессалома. Эта пара была известна во всем Израиле. И все же, к огорчению многих, Авессалом был человеком без достойного его положения. Признание Давидом первородства Амнона не становилось менее серьезным из-за недостатков его первенца. Стало быть, следующим царем будет Амнон. Авессалрм считал это несправедливым, и в нем вызревало глухое недовольство отцом и Амноном.

Этому семейному конфликту суждено было привести к ужасным последствиям. Амнон отличался ненасытным любострастием.

В частности, будто желая сам себя уничтожить, Амнон был снедаем желанием овладеть своей единокровной сестрой Фамарью. Амнон жаждал Фамари столь безудержно, что иначе как одержимостью это нельзя было назвать. Он вздыхал о Фамари, вызывая в воображении картины их пылкой любви, ее полной покорности в его объятьях.

Ближайшим другом Амнона был Ионадав, сын Самая, брата Давидова. Ионадаву нужна была не только дружба с Амноном. Он алкал всех тех преимуществ, которыми мог бы пользоваться закадычный друг будущего царя, и всячески тщился как можно теснее сблизиться с наследником престола.

Именно Ионадаву признался Амнон в своем желании обладать Фамарью. У израильтян кровосмешение считалось одним из самых страшных грехов, отвратительной мерзостью. Опасаясь традиции египетских фараонов выбирать жен среди собственных сестер и следующего за этим вырождения, священные заветы запрещали евреям поступать «как в земле Египетской». Но у коварного Ионадава чувство греха напрочь отсутствовало. Страсть Амнона не вызвала у него возмущения, и он не обладал благоразумием, чтобы предостеречь его от вероятных последствий. Вместо этого он стал советовать Амнону, как половчее заманить Фамарь в свои объятья.

— Ложись в постель твою, — сказал Ионадав, — и притворись больным; и когда отец твой придет навестить тебя, скажи ему: «пусть придет Фамарь, сестра моя, и подкрепит меня пищею, приготовив кушанье при моих глазах, чтоб я видел, и ел из рук ее».