Александр Анненский - Фанера над Парижем. Эпизоды

Потоки туристов из разноцветных автобусов с зеркальными стеклами, раздваиваясь, вытягивались в длинные очереди к двум киоскам, продающим входные билеты. Люди, запрокинув головы, разглядывали ажурную металлическую вязь конструкций высоко над землей и огромные желтые колеса, поднимающие старинные лифты, а он так и стоял, не шевелясь, окруженный толпой, как будто его сюда поставили и забыли.

Черноволосый япончик, подбадриваемый мамой с телекамерой, переваливаясь, добрался до тумбы и осторожно опустил ему в вазочку пятифранковую монету.

– Сэнк ю, бэби. – громко сказал негр и, грациозно изгибаясь, сменил позу, снова замирая, как будто у него кончился завод.

– Здесь уже весна. – сказала Ирина.

Они стояли на перекрестке, ожидая пока иссякнет вереница машин, отделяющая широкий бульвар-парк с бьющими по обеим сторонам фонтанами на противоположной стороне. Перед двумя широкими гранитными лестницами, уступами поднимающимися наверх к смотровой площадке у метро, молодые арабы выписывали на асфальте немыслимые пируэты на роликовых коньках, складывающиеся в цифры «1995». Ирина взглянула на сумку Игоря.

– Дай мне его. Пусть подышит.

Игорь на ходу расстегнул молнию, пошарил в сумке, извлекая сонного Максика… Ирина взяла его на руки, и черная кожаная кнопка щенячьего носа задвигалась, впитывая незнакомые запахи.

– Смотри. – сказал Игорь, останавливаясь. Высокий шатер в мавританском стиле в самом начале бульвара, украшенный, несмотря на солнечный день, сотнями горящих маленьких лампочек, медленно сдвинулся с места и начал вращаться. Тонконогие белые кони на нижней его площадке то медленно вырастали, то плавно опускались, покачиваясь. Соединенные по две большие ладьи с сиденьями, тоже окаймленными лампочками, плыли, отбрасывая золотые отблески на лица гуляющих, играла музыка.

– Господи. карусель… – Ирина, не отрываясь, смотрела на ожившее чудо.

Игорь поднял сумку.

– Нам надо идти. Ирина покачала головой.

– Пожалуйста… только один раз… хорошо?.. А потом мы будем делать все так, как ты говоришь.

…Игорь купил билеты, они поднялись по ступенькам на круг, выбирая где сесть. Людей на карусели почти не было, и механик в своей будочке за стеклом терпеливо ждал, пока они устроятся в одной из раковин на узковатом для двоих взрослых сиденье.

Игорь поставил сумку под ноги, Ирина держала волновавшегося Максика на коленях. Лампочки мигнули, и карусель, набирая скорость, плавно тронулась. Мимо поплыл сначала кусочек запруженной машинами улицы, потом сама Эйфелева башня, кажущаяся отсюда невероятно высокой, потом парк, фонтаны, две скульптуры в конце, широкая каменная лестница, снова парк, опять улица, башня, туристические автобусы, медленно идущие люди. В круглых глазах Максика нарастал испуг, он завозился, мотая головой, пытаясь избавиться от бесконечной смены впечатлений, и вдруг тихонько, поскуливая, завыл на этот наваливающийся на него чужой город.

…Создавалось впечатление, что паркет в производственном корпусе «Мосфильма» начал поскрипывать при ходьбе еще с момента постройки. Алекс прошел еще немного и постучал в дверь с табличкой «студия «Слово». Фрид сидел в маленькой комнатке слева за столом и перелистывал что-то машинописное. Поздоровавшись, Алекс присел напротив.

Не так много было в нашем кинематографе людей, чья собственная судьба вызывала бы не меньшее уважение, чем их творчество. Таким человеком, к примеру, был известный сценарист, многолетний ведущий «Кинопанорамы» Алексей Яковлевич Каплер, на курс которого во ВГИКе Алекс когда-то хотел поступить. Автор многих сценариев классических советских фильмов, он сумел вернуться в кино после лагерного срока, полученного лично от Сталина за влюбленность юной дочери вождя Светланы в еврея.

Похожая судьба была и у Валерия Фрида, так же как и его будущий соавтор Юлий Дунский, проведшего годы в лагерях по обвинению в подготовке покушения на друга физкультурников во время проезда того по Арбату. Алексу всегда нравилась сама тональность картин, снятых по сценариям Фрида и Дунского: «Жили-были старик со старухой», «Служили два товарища» и многих других. Поэтому мнение главного редактора «Слова» было для него важно. Да и потом… пора было что-то решать…

– По-моему, из того, что я читал на близкую тематику на сегодняшний день… ну вот… на конец 94-ого – ваш сценарий лучший. – сказал Фрид.

– Спасибо, Валерий Семенович.

– Да вы не торопитесь… это действительно серьезная, значимая работа. – он помолчал. – Беда-то заключается в том, что в нашем объединении гарантировать вам ее реализацию в ближайшие два года невозможно. Нету денег, если честно – мы в долгах, найдем ли и когда – не знаю, а вещь эта ждать не может, не должна, во всяком случае. Вы же видите, что на дворе делается. Надо вам что-то предпринимать.

– Ясно. – Алекс усмехнулся. – Уже…

– Да? Кому вы его еще давали? – Фрид с интересом повернулся к нему.

– Носил на пару студий… Всем нравится… Только они тоже сидят сейчас без копейки. государство самоустранилось, спонсоры затаились. Такие времена…

Фрид внимательно посмотрел на Алекса, как будто старался понять его мысли.

– Ладно, Валерий Семенович… я понял… Спасибо.

– Вы только знаете что. послушайте… вы не решайте ничего сгоряча, ладно?.. Времена ведь – категория не постоянная… уж я знаю… а вы – профессионал.

– Конечно. – сказал Алекс. За последние дней десять он слышал хвалебные отзывы о своем сценарии и сожаления, что приобрести его именно сейчас не удастся, уже в третий раз.

На улице дул сильный ветер, и старые деревья сразу за мосфильмовской проходной громко шумели ветками, создавая иллюзию надвигающегося шторма.

– Хватит. – подумал Алекс. – Наверное, уже хватит…

Первые крупные капли дождя упали на пыльный асфальт.

Середина 80-х, начало 90-х, Москва

В 1932 году прославленный советский драматург Николай Погодин, создавший так любимые властью «Человека с ружьем» и «Кремлевские куранты», организовал Профессиональный комитет московских драматургов – для творческой и профессиональной помощи литераторам, зарабатывающим на жизнь исключительно литературным трудом. Между прочим, Союз советских писателей был организован лишь два года спустя. О том, насколько оказалась нужна подобная организация, свидетельствует уже сам факт ее существования и сегодня, спустя семьдесят девять лет. Через нее в разные годы прошли и некоторые остаются ее членами до сих пор – Арбузов, Габрилович, Ким, Мережко, Эдвард Радзинский и Марк Розовский, Александр Миндадзе и Михаил Задорнов.