Валерий Могильницкий - Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник)

— А вот ты, Бруно, ничего, наверное, уже не сочинишь. Я не вижу тебя у рояля в КВЧ месяцами. Судя по твоей песне «Огонек», ты очень талантлив. Но ленив, увы…

Бруно Дементьев не обижался, правда, бубнил:

— Ну, это мы еще поглядим…

Как в воду глядел Эфроимсон, действительно, Грунин стал известным поэтом, Зонин написал книгу об адмирале Нахимове, завоевав славу у читателей-моряков. А Бруно? Он так и не создал больше ни одной песни, бесследно исчез в мареве будущих лет.

Время все и всех расставляет по своим местам. Ушел в небытие «гений человечества», великий Иосиф Сталин, упали решетки и замки с окон и дверей тюрем, колючая проволока лагерей разрезана… И заявили о себе новые таланты и гении. Среди них яркой звездой на небосклоне науки вспыхнул и сам Владимир Павлович Эфроимсон, сумевший соединить генетику с медициной, этикой, эстетикой, педагогикой, открыть и расшифровать массу загадок гениальности людей, начиная с интеллекта и заканчивая их колоссальным трудолюбием, несмотря на разные болезни.

После выхода из лагеря Эфроимсон издает книгу за книгой, он возвращает и развивает генетику в СССР. С 1967 по 1976 годы он работает заведующим отделом генетики Московского НИИ психиатрии Минздрава РСФСР, и это было для него очень плодотворное время. Но в 70-х годах после «хрущевской оттепели» и больших надежд на подлинную свободу в стране опять наступило время единоначалия и единомыслия. Инакомыслящих, так называемых диссидентов, правозащитников, оппозиционеров чуть ли не поголовно стали прятать в «психушках». Сверху из КГБ врачам-психиатрам диктовали диагнозы: ставьте этому вялую шизофрению, ставьте тому эпилепсию, паранойю… И ставили!

Эфроимсон отказался участвовать в этой трагедии человеческих душ, поставленной Брежневым и Андроповым. Он ушел из института психиатрии по собственному желанию и навсегда. Но творчеству своему не изменил, даже в возрасте 80 лет он работал по 12–14 часов в сутки.

За это время Владимир Павлович подготовил две крупных монографии. Одну из них посвятил генетике этики и эстетики, другую — генетике гениальности. Тем самым он продолжил дело своих учителей Н.К. Кольцова и С. С. Четверикова, внес достойный вклад в дальнейшее развитие генетики.

Когда Андрей Владимирович Трубецкой, кстати, добившийся больших успехов в карьере, ставший доктором биологических наук, вспоминает лагерные годы В.П. Эфроимсона, то непременно восклицает:

— Владимир Павлович очень любил жизнь, все красивое и прекрасное в ней! Даже в лагере он не изменял этому. И там он радовался каждому дереву и кустику у колючей проволоки, тем более весенним цветам — подснежникам и тюльпанам. Он называл их ласточками свободы.

— Вот и появились первые ласточки свободы — весенние цветы, — говорил он Трубецкому весной 1953 года. — Скоро, скоро нас выпустят… Повеяло свежим ветром!

Будучи на свободе в Москве, уже в зрелом возрасте он любил ходить на прогулки в парк культуры и отдыха имени Горького, непременно посещал выставки художников в музее имени Пушкина, в Третьяковке… Он говорил Трубецкому: «Человек без общения с прекрасным обречен на духовное вымирание, он становится дикарем». И в своих книгах он утверждал, что восприимчивость и любовь к красоте и гармонии заложены в генах человека, в этом его отличие от других представителей животного мира… И этим должны дорожить люди!

Глава двадцать седьмая

Талисман Колмановского

В.Г. Вагрина всю жизнь дружила с племянником своего мужа Эдуардом Колмановским, будущим известным композитором СССР. Когда в 1937 году ее мужа, председателя «Союзпромэкспорта» Давида Марковича Колмановского арестовали, а затем расстреляли как троцкиста, Эдуарду было всего 14 лет. Но он уже учился в музыкальном училище имени Гнесиных по классу фортепиано, и Валентина Григорьевна пророчила ему как музыканту прекрасное будущее.

К тому времени В.Г. Вагриной было уже за тридцать, ее знали как великолепную актрису театра имени Вахтангова. В «Гамлете» Шекспира она удачно играла Офелию, в «Человеческой комедии» Оноре Бальзака — графиню. В 1934 году знаменитый режиссер и сценарист Давид Самойлович Марьян поставил фильм «Мечтатели» — о том, как люди разных национальностей, объединившиеся в строительный отряд, начинают восстанавливать разрушенные Гражданской войной шахты в Донбассе. Наряду с Аллой Тарасовой, Михаилом Жаровым, Львом Свердлиным он приглашает принять участие в создании этого фильма Валентину Вагрину. Она вначале не соглашается, но подруги по сцене уговаривают ее:

— Ты что, Вава, с ума сошла? Отказать такому режиссеру, значит, перечеркнуть всю свою карьеру. Или тебе не хочется войти в историю советского кино?

В конце концов Вагрина согласилась — и она, действительно, вошла в историю советского кинематографа как знаменитая актриса немого советского кино. Больше всех за нее радовался племянник Эдуард, который жил вместе с Колмановскими в большой квартире дома № 35 на Арбате. Он всем в музыкальной школе говорил, что его тетя играет не хуже Орловой и других актрис, а то и лучше. Не верите — посмотрите фильм «Мечтатели» или сходите на спектакли в театр имени Вахтангова, в которых занята Вава (так называли В.Г. Вагрину ее друзья и соратники).

Но в 1937 году ее творческое счастье исчезло. Когда арестовали ее мужа, она от горя слегла в постель надолго и безутешно. Забарахлило сердце, сдали нервы, спасало только снотворное. Эдуард Колмановский дневал и ночевал у кровати любимой тети, поддерживал ее душевно.

— Вы любите жизнь, Вава? Не сдавайтесь — все образуется, еще заиграют трубы счастья в вашу честь.

Но трубы предпочли замолчать надолго. Вскоре В.Г. Вагрину арестовали как члена семьи изменника Родины. Коллеги по сцене пытались вызволить ее из мрачных казематов Лубянки, но не тут-то было. В своих мемуарах писательница Анна Масс сообщала:

«За все годы не удалось отстоять только Валентину Григорьевну Вагрину — Вавочку, как ее называли в театре. Когда в 1937 году арестовали, а потом расстреляли ее мужа, крупного работника торгпредства, ее тоже взяли как жену „врага народа“. В эти годы театр уже не был так всесилен, как прежде: многие из его влиятельных поклонников распрощались с жизнью в лубянских застенках. Но все равно театр пытался вызволить Вавочку. Вышли на следователя. Тот сказал: „Освободим, если она откажется от мужа“.

…Вавочка от мужа не отказалась. Ее отправили в лагерь».

Этим лагерем для нее стал Карлаг, Долинка. Туда везли «врагов народа» в товарных вагонах с обледенелыми нарами. Вагон был перегорожен решетками, на окнах тоже решетки. Соседкой Валентины Вагриной оказалась переводчица Мария Максимовна Гальпер, которая потом возглавит в Долинке огородную бригаду, будет работать в ремонтно-механической мастерской. Ее дочь Е.П. Липшиц позже расскажет в книге «Родословная» (Израиль, 1997 год):