Илья Константиновский - Караджале

История отношений Кайона с Караджале тоже началась весьма обыденно. Патологический графоман, пробующий свои силы во всех жанрах, прислал и в редакцию «Мофтул ромын» стихотворное сочинение в модном декадентском стиле, посвященное волосам своей возлюбленной. Редактор немедленно откликнулся, правда, не совсем так, как это ожидал молодой автор. В «Мофтул ромын» от 5 мая 1901 года Караджале под псевдонимом Ион опубликовал выдержки из сочинения Кайона, сопровождая их ироническими комментариями. Статья называлась «Парикмахер, поэт и дама, которая чесалась». Кайон пришел в ярость и решил отомстить.

До этого момента история кажется банальной и вряд ли достойной упоминания. Невероятное начинается позднее, когда оказалось, что прыщавому юнцу, охваченному спазмами раненого честолюбия, позволили, вероятно, даже помогли, оклеветать самого известного из всех находящихся тогда в живых румынских писателей, возбудить к нему всеобщее подозрение, заставить его трепетать от обиды и беспомощности.

Месть Кайона состояла в следующем. В еженедельнике «Ревиста литерарэ» («Литературный журнал») от 30 ноября 1901 года была опубликована статья «Господин Караджале». После краткого злобного вступления, написанного с шипением и свистом, автор статьи Кайон обвинял Караджале в том, что драма последнего «Напасть» не что иное «…как плагиат одной венгерской пьесы «Невезение», написанной Иштваном Кемени и переведенной на румынский язык Александром Богданом в 1848 году, в Брашове». Кайон приводил доказательства преступления Караджале — реплики из третьего действия пьесы «Невезение» и весьма похожие на них цитаты из «Напасти». Охваченный азартом разоблачительства, он попутно характеризует и остальные пьесы Караджале как тривиальные пустяки и сравнивает их автора с Калигулой на том веском основании, что он позволил устроить в свою честь торжественный банкет.

Кайон не знал меры. Клеветником владело исступление злобы, которую он не мог обуздать, оно делало его почти невменяемым. Подлинная вина за его поступок лежит, конечно, на тех, кто прятался за его спиной, кто позволил ему напечатать свои бредовые обвинения. Редактор газеты «Ревиста литерарэ», посредственный поэт-символист Т.М. Стоенеску, близкий к поэту Ал. Мачедонски, старому врагу Караджале, самоустранился и предоставил свой орган полностью в распоряжение Кайона. Номер со злополучной статьей был подписан не Стоенеску, а Кайоном.

Статья эта, естественно, вызвала сенсацию. Правда, литераторы родом из Трансильвании, проживавшие тогда в Бухаресте, сразу заподозрили, что речь идет о грубой фальшивке, ибо никто из них не помнил, чтобы в Брашове существовал когда-либо переводчик Александру Богдан. Никто понятия не имел и о венгерском писателе Иштване Кемени, тем более что это очень распространенная фамилия среди венгров. Несколько человек, в том числе и молодой Михаил Садовяну, отличавшийся очень мягким и добрым характером, хотели проучить негодяя, посмевшего поднять руку на Караджале. Но Кайон опубликовал вторую статью: «Господин Караджале не плагиатор, а копировальщик», в которой приводил новые доказательства, новые цитаты из «Невезения» и «Напасти». Кайон утверждал, что перевод пьесы «Невезение» напечатан кириллицей и давно стал библиографической редкостью, но он все же располагает одним экземпляром этой книги; он преподнесет его румынской академии, дабы она могла быть использована теми, кто собирается «…описывать наши литературные нравы в конце 1901 года».

Статьи Кайона лишний раз подтвердили правильность изречения героя Бомарше Базиля: «Клевещите, клевещите — что-нибудь да останется!»

Больше всех был потрясен сам Караджале. В первые мгновения он подумал, что произошло невероятное и что существует на самом деле пьеса, напоминающая «Напасть». И он тоже занялся поисками трудов никогда не существовавшего драматурга Иштвана Кемени. Друзья Караджале провели специальное расследование в Брашове. Оно дало тот же результат: и Кемени, и Александру Богдан — плоды больного воображения Кайона,

Но дело было сделано. И Караджале, лучше других разбирающийся в общественных нравах, понимал, что он скомпрометирован всерьез и надолго. Что доказать правду будет трудно. Потому что правда, конечно, побеждает ложь, но происходит это далеко не сразу. А тому, кто дожидается этой победы, часто не хватает времени, он может не дожить до заветного дня.

С омраченной душой принимается Караджале доказывать правду. Это нужно сделать уже не в узком кругу ценителей литературы, а на публичной арене, где исход борьбы будет зависеть от настроения публики. Караджале понимает, что ему следует отказаться от литературного разбирательства, — в обществе, где клевета, фальсификация, наушничество могут вызвать моральное осуждение только в том случае, если они не достигают цели, было бы тщетным приводить литературные аргументы. Следует употребить самые простые и всем понятные средства. На воров жалуются в полицию. Защиту от жуликов и фальсификаторов, вероятно, следует искать в суде.

И Караджале подает в суд на Кайона и на директора газеты «Ревиста литерарэ» Стоенеску. Его заявление, подписанное Ион Лука Караджале, «драматург, публицист и коммерсант», требует осуждения клеветников и уплаты двадцати тысяч лей за моральный ущерб.

ПРОЦЕСС

История процесса Кайона не менее поучительна, чем его преступление.

Караджале знал, что ему нужно сосредоточиться на «вещественных доказательствах», которые были бы понятны людям, не искушенным в литературных делах. Он знал, кто судья и кто присяжные. Он действовал трезво и решительно.

Сначала он отправился в Брашов и Будапешт. И привез оттуда «Брашовские издания» — своеобразный каталог всех книг, опубликованных в Брашове с 1535 по 1886 год и «Словарь венгерских писателей» — энциклопедический труд, содержащий краткие биографии всех авторов, писавших на венгерском языке. В обеих книгах, естественно, нет никакого упоминания об Игптване Кемени. Караджале запасся и отзывами специалистов — профессора венгерской литературы И. Буня из Брашова и будапештских преподавателей литературы Бенедек и Байер. Все они единодушны в мнении, что в венгерской литературе нет пьесы, даже отдаленно напоминающей «Напасть».

Наступил день суда — 5 марта 1902 года. И снова оказалось, что даже самая невероятная клевета имеет шанс на успех, при условии, что она беззастенчива, Шанс состоит именно в ее наглости.

Казалось, что перед лицом досье, которое подготовил Караджале, клеветникам нечего будет возразить. Тем более что еще до суда Кайон с обезоруживающей откровенностью признался в одной статье, что Кемени никогда не существовал, так же как не существовала пьеса «Неведение». Следовательно, суду остается только констатировать факт клеветы? Однако произошло нечто прямо противоположное. Защитник Канона заявил, что Караджале все-таки плагиатор, потому что Кемени — это псевдоним… Льва Толстого. А «Невезение» — другое название «Власти тьмы». И мудрые судьи, которым, вероятно, все же было знакомо имя Толстого, решили, что судебное разбирательство следует продолжить. Канону предложено представить суду перевод толстовской драмы, заверенный министерством иностранных дел. Вот тогда-то и можно будет окончательно решить, повинен ли Караджале в плагиате.