Таежный тупик. История семьи староверов Лыковых - Василий Михайлович Песков
Все-таки утром 13 августа опытный летчик нашел над перевалом просвет и буквально прополз по долине к нужному месту. «Скорее, скорее!» – мешки метнули на камни, и я тоже почти мешком скатился по лесенке. Машина, увеличив обороты винта, сейчас же скрылась, и я остался среди промокшего мира. На горах лежал снег, ниже висели перины тумана, Еринат, обычно спокойный, теперь ревел на камнях.
А по кладке – по двум бревнам, над потоком висевшими, – с палочкой резво семенила Агафья. «Вот уж никак не ждала. Погода-то…»
Перенося через речку поклажу, обсуждаем погоду. Она тут с зимы была «непутевой» – в марте все таяло, в апреле стала тайга зеленой, чему полагается быть только в мае, а май был тропическим – 35 градусов! И стояла жара тут до самых последних дней.
– Я первый раз в жизни купалась в речке…
– Но вода-то ведь ледяная…
– А чё делать? Спасу не было…
Теперь на Агафье, как обычно, для утепления два платка, резиновые сапоги и хламида, сшитая из одеяла.
Из трубы хижины столбиком вверх («к вёдру») вьется дымок. Железная печка накалена, как зимою. Греем у печки руки. Разговор для начала нестройный – о погоде, о новостях, какие случились тут за год.
Из рассказанного главным было посещение Горячих Ключей в начале прошлой зимы. Попутный вертолет «подвез» Христа ради Агафью, когда на Ключах уже не было ни единого человека. Одна – с мешками посуды, картошки, крупы, сухарей, с иконкой, свечами и «походным» снарядом для добывания огня.
Даже на крымском пляже в тепле и при солнце один человек чувствовал бы себя далеко не уютно. А тут ни единой души на сто километров вокруг. И снега такие глубокие с октября, что Агафья благодарила Бога за догадку захватить с собой лыжи. Весь сухостой вблизи от Ключей спилен тут на дрова теми, кто лечится летом. (Обычно это охотники и шахтеры.) Пришлось ходить на лыжах, искать что-нибудь подходящее. Пилила и колола дрова на месте, потом на козьей шкуре, приготовленной для постели, волочила поленья к избушке.
На заготовку дров ушла неделя. Еще три дня чинила Агафья у хижины потолок. Потом в рост человека прорыла в снегу траншею от избушки к Ключу. И только тогда приступила к лечению.
«По оплошности не захватила фонарик. И свечей немного взяла. Почти все время – в потемках. Открою у печки дверцу – вот и весь свет. При нем ела, читала Псалтырь».
Зимою тайга пустынна. Только мыши, почуяв сухарный дух и крупу, каким-то образом пробрались в хижину. И кедровка еще по утрам приветствовала криком странного в этих местах человека на лыжах.
Два месяца, почти до Нового года, жила Агафья возле Ключей. Под конец после каждого снегопада чистила площадку, где мог бы сесть вертолет. Каким-то попутным рейсом вертолет сюда завернул, и «курортница» радостно покидала пожитки в мешок – домой?
– Слухи дошли, будто еды на день-другой оставалось…
– Молва, как речка, – не остановишь. Еды хватило б еще на месяц. Однако соскучилась – дома-то лучше.
«На хозяйстве», пока Агафья лечилась, оставался художник Сергей из Харькова, рискнувший тут зимовать. Прожил он до лета. «Сбежал от жары, – смеется Агафья. – Обнадежил вернуться, да что-то нету».
Ключи помогают Агафье от «ревматизмов, хондроза, радикулита». Но, как и говорили врачи, горячие ванны нехороши для внутренней ее болезни. «Вот растет, – расстегнула она хламиду и положила ладонь на хорошо заметное вздутие живота. – Растет…» И сразу перевела разговор на другое, вполне понимая, что в ее положении надеяться можно только на Бога.
Появление тут нового человека все живое приводит в некоторое возбуждение. Пес Тюбик хорошо чувствует в рюкзаке моем колбасу и вполне законно ждет угощения. Но он словно бы испытывает неловкость за попрошайничество – заглядывает в глаза то мне, то встает на задние лапы перед Агафьей. Его обязанность тут – упреждать появление медведей. И дело свое он знает вполне. Весной, когда сажали картошку, во время обеда залаял Тюбик так сильно, что Сергей и Агафья схватились за ружья. Но медведь ограничился тем, что расплющил лапой ведро, пожевал картошки и, «нагадив изрядно», убрался в тайгу.
Медведей тут дразнит запах, идущий от живности. Бородатые козы, спокойные, как апостолы, ходят у огорода на привязи. Их три – козел и две дойные «иманухи». Три литра молока в день – большое подспорье к здешней еде, но и хлопот с козами много. Надо заготавливать на зиму корм, надо поить, доить, привязывать их то в одном, то в другом месте. И Агафья находится в размышлении: всех извести – чем кормиться? оставить одну без козла – какое же молоко? Склоняется к мысли оставить козла и одну «имануху».
Рассказывает о любви козы к ласке. «Сяду доить – не все молоко отдает, упрется в бок лбом – чеши ей затылок между ушами. Почешешь – отдаст…»
Пария в этой компании – рослый белый козел, привязанный возле клетушки. Ему нечасто достается свежая травка. Агафья, знающая свойства его характера, не скрывает к козлу презрения. Он ей, кажется, платит тем же. Он, впрочем, и всякого, кто подойдет близко, норовит достать рогом. Робкие, пугливые существа в этой таежной закути – куры. Число их тут достигало почти двух десятков. Осталось теперь только шесть. Возглавляет компанию бравый черный Петро, начинающий криком день за час до того, как прозвенит в избе у Агафьи будильник.
С курами хлопот немного. Есть у них утепленный сарайчик, есть истоптанный, пометом загаженный дворик, в достатке еды – зерна и картошки. Но куры слабы и, по мнению Агафьи, какие-то «порченые», одна снесет яйцо – остальные его тут же склюют. «И кости слабые. Одну петух потоптал, так поломалось крыло». Пришлось объяснять птицеводу, откуда «порча». И Агафья быстро все поняла: не хватает курам животного корма. «Едак, едак! Рыбу чистишь, так они кишки, как разбойники, рвут друг у друга. И молоко с удовольствием пьют». Проблема эта тяжело разрешимая. Мяса в хозяйстве нет. Не могут в загоне сидящие пленницы клюнуть таежных козявок и червячков. Задачу решила бы рыба, но удочкой много ее не поймаешь, а рыболовная изгородь на реке снята, и одной Агафье ее не поставить, да и следить за ней трудно. «Вот если бы сеть…» Я обещаю где-нибудь сеть раздобыть и прислать…
Первой живностью Лыковых были кошки. Привезенные геологами, они быстро навели порядок на огороде – переловили бурундуков, набегавших из тайги на посевы ржи, гороха и конопли. С тех лет перебывало кошек тут
