Варвара Самсонова - Дочь Сталина

В 1935 году заведующий отделом печати и издательств ЦК Б. Таль сообщил членам Политбюро:

«Просьба сообщить, какие из нижеперечисленных белоэмигрантских изданий выписывать для Вас в 1936 году:

1. Последние новости.

2. Возрождение.

3. Соц. Вестник.

4. Знамя России.

5. Бюллетень экономического кабинета Прокоповича.

6. Харбинское время.

7. Новое русское слово.

8. Современные записки.

9. Иллюстрированная Россия.

Ознакомившись с этим списком, Сталин заявил своему помощнику:

 — Все, все выписать!»

Еще задолго до 70-летия вождя по инициативе Маленкова на заседании Политбюро рассмотрели длинный перечень всех мер и шагов по достойному празднованию юбилея. Его решено было отметить с размахом. Председателем по организации подготовки и проведения празднеств назначили Н. Шверника. По предварительным подсчетам, «стоимость» юбилея должна была обойтись государству в сумму 6,5 миллиона рублей.

Эта колоссальная сумма и была утверждена.

Со всех концов огромной страны Сталину посылали подарки. Это были расшитые шелком знамена, изысканные вазы, дорогие альбомы, резные шкатулки, статуэтки, оружие…

Светлана вспоминает: «Еще не бывало такой проституции искусства, как художественная выставка в честь 70-летия отца в 1949 году. Огромная экспозиция в залах Третьяковской галереи была посвящена одной теме — «Сталин». Со всех картин взирало на вас лишь одно лицо, то в виде одухотворенного грузинского юноши, возведшего очи горе, то в виде седовласого генерала в мундире царской армии с погонами. У армянских художников это лицо выглядело армянским, у узбеков он походил на узбека, на одной картине было даже некоторое сходство с Мао Цзэдуном — они были изображены рядом в одинаковых полувоенных кителях и с одинаковым выражением лиц.

На многочисленных пирах, среди цветов и плодов, он сидел меж румяных женщин и тянувшихся к нему детей, как добрый седоусый дедушка. Во главе Политбюро, состоявшего из чернобровых витязей, он был впереди всех, как чудо-богатырь из русских былин, широкоплечий и могучий. И вся эта псевдонародная эстетика основывалась на том, чтобы угодить вкусу «вождя», а вождь стремился польстить далеко не лучшим традициям народа, поддержка которого была ему нужна…»

«Не было ни счастья, ни покоя. Он строил все новые и новые дачи на Черном море — в Новом Афоне, в Сухуми, на озере Рица и еще выше, в горах. Старых царских дворцов в Крыму, бывших теперь в его распоряжении, не хватало; строили новые дачи возле Ялты. Я не видела всех этих новых домов, я уже не ездила с ним на юг, не видела и новый дом на озере Валдай, возле Новгорода».

И многим тогда казалось, что этот человек может жить вечно. Вполне возможно, у Иосифа Виссарионовича и у самого было такое намерение. Ведь слишком много он имел, чтобы устать от жизни, пресытиться ее благами.

А между тем времени у него оставалось совсем немного…

Смерть Сталина

О событиях тех далеких мартовских дней, изменивших — без преувеличения можно сказать — судьбы всего мира, их очевидцы вспоминают по-разному. Что это — абберация памяти или же проявление заинтересованности свидетелей последних дней жизни Сталина, норовящих подправить факты и высветить их в выгодном для себя свете?..

На этот вопрос мы не найдем ответа. Например, те, кто видел вождя накануне рокового удара, как будто задались целью противоречить друг другу.

Никита Сергеевич Хрущев в своих воспоминаниях пишет:

«Сталин был навеселе после обеда, но в очень хорошем расположении духа, и физически ничего не свидетельствовало, что может быть какая-то неожиданность. Распрощались мы со Сталиным и разъехались.

Я помню, когда мы вышли в вестибюль, Сталин, как обычно, вышел проводить нас. Он много шутил и был в хорошем расположении духа. Он замахнулся, так вроде, пальцем или кулаком, толкнул меня в живот, назвал Микитой. Когда он был в хорошем расположении духа, то он меня всегда называл по-украински Микита. Ну, мы уехали тоже в хорошем настроении, потому что ничего за обедом не случилось, не всегда обеды кончались в таком хорошем тоне».

Ему вторит телохранитель вождя Алексей Трофимович Рыбин:

«В полночь прибыли Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Остальные в силу возраста предпочли домашние постели. Гостям подали только виноградный сок, приготовленный Матреной Бутузовой. Фрукты, как обычно, лежали на столе в хрустальной вазе. Сталин привычно разбавил водой стопку «Телиани», которой хватило на все застолье. Мирная беседа продолжалась до четырех часов утра уже 1 марта. Гостей проводил Хрусталев. Потом Сталин сказал ему:

 — Я ложусь отдыхать. Вызывать вас не буду. И вы можете спать. — Подобного распоряжения он никогда не давал. Оно удивило Хрусталева необычностью. Хотя настроение у Сталина было бодрым…»

Зато Дмитрий Волкогонов в своей книге «Триумф и трагедия», основываясь на показаниях других очевидцев, описывает последнее застолье соратников совсем в иных красках:

«Сидели до четырех утра 1 марта. К концу ночной беседы Сталин был раздражен, не скрывал своего недовольства Молотовым, Маленковым, Берией, досталось и Хрущеву. Только в адрес Булганина он не проронил ни слова. Все ждали, когда Хозяин поднимется, чтобы они могли уехать. А Сталин долго говорил, что, похоже, в руководстве кое-кто считает, что можно жить старыми заслугами. Ошибаются. Сталинские слова звучали зловеще. Его собеседники не могли не знать, что за этим раздражением вождя скрывается какой-нибудь новый замысел. Может быть и такой: убрать всех старых членов Политбюро, чтобы свалить на них свои бесчисленные прегрешения. Сталин понимал, что судьба не даст ему много времени. Но даже он не мог знать, что эта гневная тирада была последней в его жизни. Песочные часы были уже пусты. Из сосуда вытекали последние песчинки… Оборвав мысль на полуслове, Сталин сухо кивнул всем и ушел к себе. Все молча вышли и быстро разъехались…»

Картина, нарисованная Волкогоновым, представляется более реалистичной, чем идиллические воспоминания Хрущева и Рыбина. Вряд ли Сталин, если и не предчувствовал близкую кончину, но постоянно ощущая недомогание в последние месяцы жизни, мог находиться в «хорошем» и «бодром» расположении духа.

Находясь на закате своей жизни, он не мог не думать о том, о чем беспокоились все владыки держав, — о преемнике.

Убирая из своего окружения людей умных, дальновидных и инициативных, он в конце концов оказался среди раболепствующих исполнителей, трусливых подхалимов, ничтожных льстецов.