Жаклин Паскарль - Как я была принцессой
Чтобы Бахрин не мог улизнуть от ответа, я заперла на ключ дверь нашей спальни. На этот раз я не старалась сдерживать себя – мне любой ценой надо было узнать правду. Сначала муж все отрицал и утверждал, что жена Касима оговорила его из зависти. Ювелирные украшения стоимостью десять тысяч фунтов, уверял он, были просто взяткой какому-то чиновнику, а я совсем свихнулась и мое место в сумасшедшем доме. Но на этот раз я решила не отступать. У меня началась настоящая истерика, и, забыв о гордости, я вопила, рыдала и угрожала. Я знала, что борюсь за жизнь и будущее своих детей.
Внезапно я вспомнила о недавнем происшествии, которому до сих пор никак не могла найти объяснения: пару недель назад мой гинеколог обнаружил у меня какую-то инфекцию и прописал пенициллин. Он отказался назвать мне точный диагноз, а вместо этого позвонил моему мужу и о чем-то переговорил с ним. Теперь мне стало ясно, откуда взялась эта инфекция, и я почувствовала себя так, словно меня ударили – мне даже пришлось взяться рукой за дверной косяк, чтобы не упасть.
Я спрашивала мужа, как мог он все эти годы так низко манипулировать мной, как мог заставить меня принять ислам и в точности соблюдать все заповеди этой религии и в то же время изменять мне с малайкой, чье поведение было несравненно более западным, чем мое. Я крикнула, чтобы он не двигался с места, схватила лежащие на бюро большие ножницы и, захватив волосы в кулак, двумя движениями отрезала их, а потом швырнула длинные пряди прямо в лицо Бахрину. Я вспомнила о том, как муж всегда запрещал мне подрезать волосы, а потом использовал их же как оружие против меня. «Больше этого не будет! – истерически кричала я. – Больше не будет!» Если он предпочел мне шлюху с короткой стрижкой, то больше не имеет права указывать, как мне поступать с моими волосами.
Я плакала, я умоляла его, я угрожала, что пожалуюсь дяде-султану и ославлю его поведение перед всеми собравшимися в главной мечети. Я напоминала о его клятве на Коране. На этот раз я не боялась его и твердо решила не уступать.
На шум прибежала Мак и начала колотить в дверь так, что мне пришлось впустить ее. Я тут же, всхлипывая, выложила ей всю эту грязную историю, и свекровь пришла в ужас. Она набросилась на своего сына, а тот молчал, виновато повесив голову. Не знаю, искренним или нет было его раскаяние, но по крайней мере он больше ничего не отрицал. Мак предупредила его, что никогда не признает ни одну невестку, кроме меня. Она тоже напомнила ему о клятве на Коране и об ответственности, которую он взял на себя, когда женился на мне и в таком юном возрасте увез из родной страны в Малайзию.
Бахрин нервно переминался с ноги на ногу, будто школьник, застигнутый ночью у холодильника. По требованию матери он взял с полки Коран и поклялся, что немедленно разорвет связь с этой певицей и со всеми другими женщинами и отныне постарается жить нормальной жизнью со мной и детьми. Немного успокоившись, Мак отпустила его, а меня обняла, и я, уткнувшись ей в колени, долго плакала о потере своих волос и самоуважения.
34
Некоторое время мы с Бахрином соблюдали нейтралитет и разговаривали друг с другом с подчеркнутой и равнодушной вежливостью. С таким же равнодушием он относился и к Шахире, словно совсем не замечая ее присутствия. Дошло до того, что мне пришлось уговаривать его позировать для фотографии с обоими детьми. Я очень хотела, чтобы наша дочь с самого раннего возраста не чувствовала себя отвергнутой и чтобы у нее стались материальные свидетельства присутствия в ее жизни отца. Что до меня, то я полностью погрузилась в мир своих детей: читала сказки Аддину и, делая круг за кругом, катала Шахиру в коляске по нашему саду. Из дома я по-прежнему почти не выходила.
Эндах испугалась, когда впервые увидела меня с подстриженными волосами. Я была больше похожа на исхудавшее пугало, чем на женщину, вдруг решившую изменить прическу. Она деликатно не стала задавать никаких вопросов, чувствуя, вероятно, что я прихожу к ней, чтобы зарядиться покоем, которого так сильно не хватает в моей жизни. Она молча сидела рядом со мной на открытой веранде дворца или возилась со своими розами, пока я неподвижным взглядом смотрела на море и далекий горизонт.
В конце сентября Бахрин объявил, что дней на десять отправляется в деловую поездку в Индонезию и на Филиппины. Он собирался доехать на своем «мерседесе» до Куала-Лумпура, а там оставить его на станции техобслуживания и дальше лететь самолетом. Мне хотелось расстаться с ним по-хорошему, поэтому я готовила его любимые блюда и старательно упаковывала его вещи, но все это время чувствовала себя так, будто голой сижу в эпицентре шторма и жду, когда на меня обрушится очередная волна.
Что и случилось десять дней спустя, 19 октября 1985 года.
Бахрин вернулся накануне в полночь, сразу же потащил меня в постель и овладел мною с той бездушной жестокостью, к которой я успела привыкнуть за последний год. Он делал мне больно, оставлял синяки и обращался со мной так, словно я была вещью, а не человеком. Утром он попрощался вежливо, но очень холодно и уехал на работу. Не успела его машина завернуть за угол, как я услышала телефонный звонок и побежала в дом. Это была жена Касима. Она опять попросила меня приехать к ней, и я опять согласилась. Аддин остался с бабушкой, а Шахиру я устроила в специальной люльке на заднем сиденье. На этот раз жена Касима оказалась дома не одна: кроме нее в комнате находились ее свекровь и золовка. Они попросили меня присесть, и некоторое время мы все молчали. Поняв, что я не собираюсь ни о чем спрашивать, жена Касима оглянулась на двух других женщин и, не говоря ни слова, положила передо мной газету. На открытой странице была большая статья и фотография. Я похолодела, а комната вдруг начала крутиться перед глазами, но я все-таки взяла газету и попыталась вчитаться в малайские слова. Впрочем, мне вполне хватило фотографии и заголовка.
Он гласил: «Элми тайно выходит замуж за молодого принца из Малайзии». На фотографии улыбающаяся певица в полном баджу-курунге сидела рядом со своим толстым восьмилетним сыном и держала на коленях свадебный альбом. В тексте статьи говорилось, что Элми познакомилась с молодым малайским бизнесменом в самолете и, когда он узнал в ней известную певицу, между ними завязался роман. Дальше там сообщалась, что даже после замужества Элми не собирается претендовать ни на какое особое положение, что она будет продолжать свою артистическую карьеру и заботиться об их с мужем доме. Ее молодой муж, по утверждению журналиста, был очень застенчив и взять интервью у него не удалось.
Имя жениха ни разу не упоминалось, но я и без того знала, что это Бахрин. Чувствуя, как внутри закипает ярость, я перечитала статью еще раз. У меня не оставалось сомнений, что это интервью давалось специально для того, чтобы его прочитала я; об этом говорил и тот факт, что певичка ни разу не назвала своего мужа по имени и даже не намекнула на то, что у него уже есть первая жена и, следовательно, она сама является лишь официальной сожительницей.
