Репин - Игорь Эммануилович Грабарь
Наконец, к 1882 г. относится и портрет Крамского, появившийся на Передвижной 1884 г. и написанный в обмен на репинский портрет, исполненный Крамским в Париже в 1876 г. Крамской долго присматривался, «прицеливался» к Репину еще до поездки его за границу. Стасов все время подбивал его написать портрет своего любимца в Париже, о чем писал ему туда{301}.
И Крамской написал его большой поколенный портрет, очень скучный, невзрачный и монотонный по живописи, но, видимо, близко передающий тогдашнюю внешность Репина. Живя в Москве, Репин просил Крамского прислать ему этот портрет, что тот немедленно исполнил{302}.
Было как-то само собой понятно, что Репин должен был также написать Крамского, но, живя в разных городах, они редко сходились. Сеансы состоялись только в 1882 г., по переезде Репина в Петербург. Но, увы, если репинский портрет кисти Крамского неудачен для последнего, то портрет Крамского, написанный Репиным, как произведение искусства еще слабее для Репина: редкая для него вялость формы и скука живописи. Но он очень похож; как документы они оба драгоценны.
В том, что наряду с работами вроде «Мусоргского», «Пирогова», «Рубинштейна», «Мамонтовой» Репин мог писать вещи, ни в какой мере не отвечающие его таланту и чисто портретному мастерству, — нет ничего необычного: у величайших мастеров прошлого рядом с гениальными созданиями бывали и немощные, нисколько однако не роняющие репутации великого художника. Особенно это имело место у мастеров плодовитых, к числу которых, конечно, относится и Репин.
1883-й год опять принес несколько первоклассных портретов. К ним прежде всего надо отнести портрет Стасова, написанный в Дрездене во время его совместной с Репиными поездки за границу в 1883 г. Написан этот портрет в мае, в два праздничных дня, когда картинная галлерея была закрыта — в католический Троицын и Духов день. Стасов сообщает о нем следующие подробности: «В первый день сеанс продолжался почта без перерывов 9 часов, на второй день сеанс продолжался 5 часов. Итого портрет написан в два присеста. Мне кажется, всякий, сколько-нибудь понимающий художество, найдет в самом портрете следы того чудесного воодушевления, того огня, с которым писан был этот портрет. Яркое, весеннее солнце, светившее тогда к нам в комнату, передано на картине, мне кажется, с необыкновенной правдой»{303}.
Портрет, действительно, бесподобен как по темпераменту, с которым написан, так и по цветовому решению, тем более трудному, что он построен на серой, но тонко сгармонизованной гамме.
В 1883 г. Репиным был окончен портрет П. М. Третьякова, начатый годом раньше{304}. Портрет этот тогда, по любимому выражению Репина. — «не задался», и в 1883 г. он снова пишет его, сначала в марте — 2 сеанса, — а потом в апреле{305}.
Этот портрет Третьякова отличался необыкновенным сходством, верно передавал вытянутую, несколько деревянную фигуру модели, но он не блестящ и производит впечатление писанного равнодушно. Это мало вяжется с тем теплым чувством, которое Репин до конца питал к Третьякову: портрет действительно «не задался».
Во второй половине 1883 г., работая над «Не ждали» и урывками: над «Иваном Грозным», Репин пишет портрет В. М. Гаршина, — в повороте и наклоне, нужных художнику для головы царевича. Большой портрет Гаршина написан в августе следующего года. Над ним он долго работал, что не только известно из писем Гаршина, но и видно на его живописи, оставшейся, несмотря на численность сеансов, достаточно сочной и незасушенной. Это опять один из бесспорных шедевров Репина, хотя и не превзошедший «Мусоргского», но близкий к нему по художественному замыслу и охвату, очень живой портрет написал Репин в 1884 г. с сестры Стасова Надежды Васильевны, известной поборницы женского образования в России и основательницы высших женских курсов. Прекрасно вылепленное на полном свету, без малейших теней, лицо ее необыкновенно жизненно{306}. Портрет был выставлен на XIИ Передвижной вместе с «Иваном Грозным» и еще одним портретом, — композитора П. И. Бларамберга. Последний писан в октябре 1884 г., при ламповом освещении, и Репин был им доволен{307}.
Из удачных портретов надо еще назвать «Стрекозу» — девочку Веруню Репину на жерди, — блестящий солнечный этюд на воздухе.
Из портретов 1886 г., кроме чудесных миниатюрных набросков для «Волостных старшин» с гр. Д. А. Толстого, генералов Рихтера, Черевина и Воронцова-Дашкова, выделялись только три: М. П. Беляева, Г. Г. Мясоедова и Франца Листа.
М. П. Беляев, известный музыкальный деятель, страстный любитель и защитник новой русской музыки, для которой он был тем, чем Третьяков для русской живописи, изображен не совсем обычным образом. Он стоит, повернувшись влево, почти в профиль, смотрит в даль, что-то обдумывает, готовясь принять какое-то решение, но как-будто колеблется и на мгновенье остановился, пощипывая в нерешительности бородку. Художник изумительно передал здесь все существо Беляева, то нечто неуловимое, но важное и единственно характерное, что есть у человека, среди его тысячи разнообразных свойств, порывов, поз, ужимок.
Но одновременно здесь не только блестящая характеристика, но и превосходно решенная чисто живописная задача, в направлении, родственном решению «Мусоргского» и «Гаршина». Совсем просто, без фокусов и без намерения щеголять мазком, темпераментом и сочностью живописи, Репин решил задачу передачи живого человека так, как он его почувствовал. Это свое восприятие он сумел передать зрителю в таком виде, что последний не думает ни о живописи, ни о рисунке, ни даже о мастерской передаче, а просто радуется и наслаждается видом живого человека, с которым кажется вот-вот можно вступить в беседу. Здесь художник подошел вплотную к грани, отделяющей искусство от натуры, может быть, даже чуть-чуть перешел ее, чего нет в тех портретах, но что вскоре станет чаще и чаще соблазнять Репина, приведя его к предельной объективизации природы или, иными словами, к натурализму.
На той же выставке, где Репин поставил «Беляева», он ставит огромного «Франца Листа», написанного широко и бравурно, но вовсе не блестяще. Скромный «Беляев» весит больше чем добрый десяток «Листов», несмотря на то, что портрет этот а-свое время приводил в неистовый восторг Стасова{308}.
Портрет Мясоедова, писанный при ламповом освещении, занимает среднее положение между ними, хотя более приближается к решениям живописным. Он долго не давался художнику, начавшему его в 1884 г., когда его очень раскритиковал Третьяков{309}. В 1886 г. он переписал портрет при дневном свете. Он очень похож, эффектно взят в типичной мясоедовской позе и хорош по живописи, хотя некоторая
