Михаил Задорнов - Придумано в СССР
«Редкая птица долетит до середины Днепра» – эти слова мы знаем с детства. А теперь представим себе, что Н. В. Гоголь работает в современной газете и ему дают задание написать очерк. Думаю, он постарается передать величие Днепра с гораздо большим чувством патриотизма. Скажем, так. «Редкий представитель семейства пернатых долетит до середины главной водной артерии Украинской ССР!» И далее поведает нам о том, как эта артерия хороша при благоприятных метеорологических условиях.
Если б А. П. Чехов работал в современной газете, он бы тоже не написал так «несовременно»: «В человеке всё должно быть прекрасно: и душа, и одежда, и лицо, и мысли…» Он бы наверняка постарался блеснуть журналистским красноречием: «В человеческом индивидууме всё должно отвечать эстетическим нормам: и моральнонравственный фактор, и внутренние резервы, и изделия текстильной промышленности, и лицевой фасад…»
Конечно, не каждый журналист может писать как Н. В. Гоголь или А. П. Чехов. Но каждый журналист должен понимать, как сильно влияют на современный русский разговорный язык газеты, радио, телевидение… Какое обеднение языка! Безусловно, это удобно – образовать из минимального количества слов расхожие «деловые» выражения и закладывать их готовыми в предложения, как кассеты в магнитофон. Например, слово «лес» требует подобрать к нему эпитет – какой лес? А «лесной массив» уже не требует никакого эпитета. В крайнем случае «зелёный»… и достаточно. Или слово «поле». Надо подумать, крепко напрячься, чтобы описать это поле. А написал «бескрайние просторы» – и думать не надо, и начальство довольно. Люди, которые каждый день читают газеты, смотрят телевизор, слушают радио, сами начинают невольно употреблять в своей речи подобные словообразования.
Я стал всё чаще замечать, что продавщицы в магазинах не говорят «посуда», а говорят «посудный инвентарь». Не говорят «ковёр», а говорят «ковровое изделие». В профсоюзных и комсомольских организациях процветает словосочетание «охваченные взносами». В автобусах то и дело слышится выражение «обилеченный пассажир». В некоторых ЗАГСах молодожёнов после регистрации называют «обраченными».
Даже детские врачи стали говорить детям, что им нужно «увеличить каллораж питания». По-моему, ребёнок, услышав такое, вообще может перестать есть.
Наконец, в каждой газете можно прочитать, как «славной поступью» кто-нибудь движется куда-то «маршрутами созидания» и чего-то попутно засыпает или заливает в «закрома Родины». Причём что такое «закрома Родины» и где они находятся, до сих пор никто не знает. Впрочем, как никто до сих пор не знает, где всё то, что в них каждый раз засыпают.
Наверное, некоторые авторы считают, что «закрома Родины» – это художественный образ. Но образ хорош, когда он использован один раз. Как только он начинает повторяться, он становится таким же штампом, как в банальной прозе «лучи заходящего солнца», «небо, шатром раскинувшееся над головой», «добрая улыбка на лице нашего разведчика» и «злобная ухмылка на физиономии их агента»…
Конечно, нельзя винить только журналистов за то, что происходит обеднение нашего родного языка. Да и не всех журналистов можно за это винить. Нельзя судить категориями. Большая вина лежит на тех, кто издаёт бесчисленное количество инструкций, положений, памяток, написанных этим уродливым языком. В профкоме одного ПТУ я прочитал название брошюры «Положение об улучшении отпуска сбалансированного рациона питания и контроля за полнотой утверждённого набора продуктов на одного учащегося». Стыдно! Очень стыдно! Вместо того чтобы хорошо кормить, профсоюзные работники составляют брошюры, позволяющие им в первую очередь выслуживаться перед своим руководством.
Поэтому подобный осквернённый русский язык и входит в нашу речь, что он позволяет выслуживаться, докладывать, создавать видимость работы. Во время съезда комсомола я смотрел телемост. С одной стороны телемоста – сибирская стройка, с другой – Дворец съездов. С того конца телемоста рабочий спрашивает у делегатов: «Когда вы нам, наконец, пришлёте рабочую форму?» Отвечает одетый с иголочки комсомолец-делегат: «Мы по этому вопросу уже второй год владеем обстановкой!»
Мало кто задумывается над тем, что многие из этих выражений неграмотны. Мне недавно позвонили из одного райкома комсомола и спросили, кого бы я мог рекомендовать им для выступлений? Я предложил позвонить Е. Петросяну. Инструктор мне ответил: «На Петросяна мы уже выходили». Выходить можно на медведя. А на Петросяна выходить нельзя!
С другой стороны, разве можно ждать от молодого поколения грамотности, если даже учительница русского языка в средней школе однажды мне сказала на конференции: «После ремонта наша школа стала не годна для эксплуатации детей»; в школьном учебнике русского языка написано, что существует несколько стилей языка: деловой, разговорный, газетный, литературный… И так далее. Я понимаю, что учёные могут защищать докторские диссертации на эти темы. Чем больше будет этих диссертаций, тем больше будет у нас официально считаться стилей. Но смешно думать, что, приходя на рынок, я должен говорить одним стилем, на работе другим, дома третьим, читать и думать четвёртым… Трудно представить себе А. С. Пушкина, который, написав: «Я помню чудное мгновенье», сядет писать статью в газету, в которой будет восхищаться «закромами Родины». А на следующий день в разговоре будет защищать ассортимент своих стихов.
Я представляю себе Пушкина в этой ситуации потому, что именно он в прошлом веке оздоровил русский язык, привнёс в него снова народную образность, мудрость… В то время как «избавленные чином от ума» уже тогда начинали уродовать язык иностранными словами и бюрократизмами. И вот теперь эта же опасность угрожает нашему современному языку. И угрожает всерьёз! Восемнадцать миллионов номенклатурных работников живут по инструкциям, положениям и памяткам, написанным языком канцелярского красноречия. Если филологи узаконивают в новых словарях подобные уродства, значит, эти филологи принадлежат не к истинно российским учёным, а, как точно написано в гардеробах множества институтов, всего лишь к «профессорско-преподавательскому составу». То есть ещё к одному обезличенному контингенту. Потому что не может учёный-филолог или преподаватель русского языка, который любит своё отечество, сразу после издания антиалкогольного постановления выбросить из учебников русского языка стихи Пушкина: «Выпьем, няня, где же кружка?» Или этот представитель современной филологии считает, что великий поэт в свете последних постановлений подаёт детям дурной пример спаивания своей няни? Но ведь сейчас, говорят, готовится постановление по борьбе со СПИДом. Значит, пришла пора выбросить из школьной программы все стихи о любви. Что это за безобразие! Я помню чудное мгновенье?!! Мгновенье, может, и чудное, а кто знает, чем оно может закончиться?!
