Татьяна Доронина - Дневник актрисы
Я была счастлива не только от сопоставления имен, что само по себе очень лестно, но более всего от того, с какой поспешностью Георгий Александрович это сказал. Защита своего актера, ответственность личная за актера — редкое свойство, неповторимое.
Во время тех английских гастролей впервые зазвучало странное соединение двух фамилий: Чайковский — Темкин, вернее, Темкин — Чайковский. Кеша сказал: «Завтра едем в Виндзор вместе с продюсером Темкиным. Он же — композитор. Собирается принять участие в фильме “Чайковский” в качестве композитора и финансиста. Я буду играть Петра Ильича, а ты — фон Мекк. Читала их переписку?»
О существовании такой переписки я просто не знала, о фон Мекк где-то что-то было в памяти, но не так, чтобы очень. Потом, если Чайковский, то зачем Темкин? «Зачем Темкин?» — спросила я. Кеша улыбнулся и ответил: «Надо полагать — идея. Идея его, Темкина, насчет постановки фильма, понимаешь?»
Итак — пикник в Виндзоре; посольские, мы с Кешей и сам Темкин с молодой и некрасивой секретаршей. Миллионер Темкин! Я первый раз в жизни видела живого миллионера. Впечатляет!
Ожившая фигура с картины Марка Шагала: черное длинное пальто, серая мятая шляпа, старые ботинки с чуть загнутыми вверх носами. Говорит по-русски с одесским акцентом. Заподозрив Кешу в розыгрыше, я спросила: «Почему миллионер так одет?» Ответ Кеши был краток: «Он так привык».
Все уселись прямо на землю, как говорят, на юру, секретарша открыла большую корзинку, достала оттуда бутерброды, бумажные стаканчики, бутылку с коньяком и стопку бумажных салфеток. Ветер быстро разметал салфетки по траве, и Темкин бросился их собирать. Он собрал все, что разметал ветер, и уложил рядом с корзинкой. Я Кеше сказала: «Стоит ли быть миллионером?» Он ответил: «Если бы он так не “собирал”, он не был бы миллионером». Ну что ж, вполне логично.
Когда я смотрела в Доме кино премьеру «Чайковского», память о пикнике не оставляла меня, фильм был неким продолжением той «английской идиллии» на фоне замка Виндзор. Самое значительное в фильме — музыка Чайковского и лица, прекрасные лица Смоктуновского и Стржельчика, а актерский «пик» — когда Кеша отворачивал, прятал заплаканное лицо в сцене прощания Чайковского с Рубинштейном на отпевании. Смоктуновский «нашел» глаза Чайковского, поэтому столь сильно портретное сходство.
Меня не пригласили даже на кинопробы и правильно сделали. Какая я фон Мекк? Актриса Шуранова очень хорошо, точно существовала в том материале, который был ей предоставлен, но сам сценарий — неталантлив, таким высоким актерам, как Смоктуновский, Стржельчик, Леонов, — сценарий должны писать «высокие» авторы.
Переписку Чайковского с фон Мекк я прочла с наслаждением, и это было единственным «позитивом» пикника с салфетками.
Впечатление от лондонских зрителей было неожиданным. Все разговоры о снобизме и «замороженности» оказались вздором, публика была прекрасна, истинно театральна, то есть образованна, подготовлена, со своим английским, шекспировским уровнем. Реакции были чуть замедленны, они старались уловить интонацию и одновременно перевод текста через наушники. Это мешало только вначале, потом мы привыкли.
Говорили, что прибудет на спектакль кто-то из королевской фамилии. «Прибыла» принцесса Маргарэт со своим супругом-фотографом и своей, надо полагать, свитой.
После окончания спектакля нас выстроили на сцене в ряд, мы образовали нечто наподобие солдатской шеренги. Товстоногов, который так не любил любой «официоз», стоял в кулисе справа, откуда должна была появиться царственная персона, и недовольно сопел, как во время неудачной репетиции.
Принцесса была в вечернем платье розового цвета, ткань похожа на муар. Лицо — из тех, каковые не запоминаются, застывшее. Она пошла вдоль нашей «солдатской» шеренги, протягивая каждому руку. Пожатие вялое, снисходительное и холодное. Я очень не люблю такие вялые, холодные руки, они исключают смысл протянутой другому руки. Когда она прошла мимо нас, Кеша шепнул: «Одарила». (Через несколько лет, играя Елизавету в пьесе Роберта Болта «Да здравствует королева, виват!», я повторила пожатие под названием «одарила», пожатие «не на равных», пожатие, как знак милости.)
Супруг принцессы был для нас особенно интересен как предмет скандала в королевской семье, как причина огорчения всей английской нации, как знак мезальянса. Мы ожидали увидеть ослепительного красавца, ради которого можно забыть все королевские правила и приличия. Но нет. Небольшого росточка, лицо невыразительно, глаза без искорки юмора. Обычен до скуки.
Когда мы, облегченно вздохнув, расходились по своим гримерным, Славочка громко произнес: «Не возьмет!» — «Куда не возьмет?» — «Гога в театр наш его не возьмет». Первым рассмеялся Георгий Александрович, который шел, замыкая наш актерско-солдатский отряд. Жадно затягиваясь (долго не курил), он сказал: «Самым светским на этом смотре были вы, Владислав Игнатьевич», и все громко захохотали, «разрядились» после этого глупейшего напряжения, стояния строем, словно ожидая команду: «Равняйсь! На первый-второй рассчитайсь! Смирно!»
Из очень приятных впечатлений — наш поход на утренник. Шла старая классическая комедия времен Шекспира, название коей нам перевели как «Любовь за любовь». Играл «сэр и пэр» Англии Лоуренс Оливье. Он был нам знаком не только по фильму «Леди Гамильтон», а еще как наш восторженный зритель. Приехав в Ленинград, он пошел в театр к нам, в БДТ.
После окончания спектакля он прошел за кулисы, чтобы поблагодарить актеров. Он вошел ко мне в гримерную, заполнив ее своей огромностью, обаянием и приветливой улыбкой. Он протянул мне маленький синий футляр. Я открыла. Кольцо, сияющее каким-то голубоватым светом. Он взял мою руку и надел это кольцо мне на палец. Не выпуская руки, сжимая ее в своих теплых ладонях и глядя в глаза, он говорил что-то, я ничего не понимала, но это было неважно, важны интонации и то тепло, которое излучал он собою. Переводчица, улыбаясь, перевела кратко: «Это как обручение. Сэр Лоуренс Оливье обручился с вами. Это актерское обручение». Я поцеловала кольцо, потом поцеловала прекрасное лицо. Он наклонился и поцеловал мои руки.
Кольцо я не снимала. Этот знак «актерского обручения» я носила, как носят орден самой высокой степени и достоинства.
И вот теперь наш ответный визит. Мы остановились у афиши. Пэр Англии играл каждый день, а по субботам и воскресеньям — по два спектакля. Его партнершей на сцене была Ванесса Редгрейв. Сюжет вечен, следовательно, прост. Вельможа влюбляется в пастушку и добивается взаимности. В бархатном камзоле шоколадного цвета, утонченный, с изящными манерами, легко танцующий, с совершенной, изысканной речью, герой Оливье покорял зрителя.
