Йенс Андерсен - Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

По одну сторону находится само воплощенное Зло – Тенгиль, по другую сторону – добро двух разновидностей – Урвар и Юнатан. Оба лидера восстания хотят победить зло, но как его следует побеждать: злом или добром? Рассказчик Сухарик, чьими глазами читатель следит за путешествием по долинам добра и зла, резюмирует проблематику, затронутую в книге, в самом ее, возможно, важном диалоге:

«– Но я же никого не могу убивать, – сказал Юнатан, – ты ведь знаешь это, Урвар!

– Даже если речь пойдет о спасении твоей жизни? – спросил Урвар.

– Да, даже тогда, – ответил Юнатан.

Урвар этого никак не мог понять, да и Маттиас тоже едва ли.

– Если бы все были такими, как ты, – сказал Урвар, – то зло безраздельно и вечно правило бы миром!

Но тогда я сказал, что если бы все были как Юнатан, то на свете не было бы никакого зла».

Слова «если бы все были как Юнатан» незримым факелом пронесены через книгу, как и другие важные слова о необходимости любви к ближним, солидарности и нравственного мужества в цивилизованном обществе. Эти слова часто цитируют, пытаясь объяснить, что Астрид Линдгрен хотела сказать своим творчеством, кроме того, что она просто рассказывала нам хорошие истории:

«– Но есть вещи, которые нужно делать, иначе ты не человек, а лишь маленькая кучка дерьма».

Детские писатели Скандинавии 1970-х вообще редко писали об угнетении, терроре и предательстве в такой художественной аллегорической форме, а подобное натуралистичное и беззастенчивое изображение смерти и глубокое погружение в представления ребенка о жизни после жизни было и вовсе неслыханным.

Чтобы рассказывать детям о смерти, от писателя во все времена требовалась чувствительность к этическим вопросам. Именно это следовало из эссе датского философа К. Е. Лёгструпа «О морали и детских книгах», напечатанного в 1969 году в литературоведческой антологии «Книги для детей и юношества». Книга эта стояла в кабинете Астрид Линдгрен на Далагатан и, предположительно, была ею прочитана, поскольку содержала десять страниц анализа «Мио, мой Мио!». Лёгструп придерживался крайне прагматичного подхода к скандинавской детской литературе и подчеркивал, что детский писатель всегда будет взвешивать, как подействуют главный герой и концовка книги на читателя, дабы, по его выражению, не «отравить ребенка безысходностью».

Никогда раньше, работая над новой книгой, Астрид Линдгрен осознанно не боялась сломить дух своего читателя, однако, возможно, этот страх и заставлял ее колебаться весной 1973-го, когда она сидела над двумя заключительными главами «Братьев Львиное Сердце». Среди тех немногих, кто уже прочитал книгу, были, по словам Карин Нюман, внуки писательницы:

«Она читала „Братьев“ внукам, пока писала сказку, но мне никогда не казалось, что ее целью было проверить их „порог терпимости“, – она читала, просто чтобы понять, насколько хороши формулировки. Мне ее сомнения и старания представлялись поиском верных образов для разговора о такой большой теме».

«Надгробие, придуманное мной для „Братьев“ (из чего следует, что Карл пережил Юнатана на три года, за которые и сочинил эту историю)», – написано в стенографическом блокноте № 50, хранящемся в архиве Астрид Линдгрен. (Фотография: Национальная библиотека Швеции)

Впервые за всю свою жизнь Астрид Линдгрен испытала страх чистого листа. Нет, писать она могла, но ее терзали нравственные сомнения по поводу концовки романа, где ребенок решается прыгнуть навстречу смерти вместе со своим умирающим старшим братом. Смогут ли дети понять, что прыжок в последней сцене происходит «только» в воображении Сухарика, или же поймут все буквально и, быть может, «отравятся безысходностью»?

То, что Астрид Линдгрен приходили в голову эти мысли, можно заключить, листая один из многочисленных стенографических блокнотов 1972–1973 годов – блокнот № 50, хранящийся в архиве Национальной библиотеки. Больше всего в этом блокноте, содержащем черновик главы романа и наброски двух довольно длинных писем, в глаза бросается картонная обложка, на которой Линдгрен карандашом нарисовала большое надгробие с именами обоих братьев Львиное Сердце и датами их рождения и смерти: «Юнатан 1885–1898» и «Карл 1888–1901». Выше и ниже надгробия написано следующее: «Надгробие, придуманное мной для „Братьев“ (из чего следует, что Карл пережил Юнатана на три года, за которые и сочинил эту историю)».

Был ли рисунок задуман как проект возможной иллюстрации Илон Викланд в конце книги, которая должна была объяснить, что вся история братьев Львиное Сердце, включая драматический финал, разыгрывалась в воображении Карла, мы не знаем. Зато рисунок свидетельствует о сомнениях Астрид в том, утешительно ли окончание книги.

Да, весной 1973 года работа над «Братьями» застопорилась не только из-за чисто художественных вопросов. Это чувствуется и в письме к Гуннель Линде от 1 июля 1973 года. Председательница BRIS («Права детей в обществе») хотела привлечь Линдгрен к сотрудничеству и отправила ей несколько писем, оставшихся без ответа. Но вот наконец писательница дала о себе знать, объясняя причину долгого молчания:

«Понимаете, сколько памяти хватает, живу как затворница, занимаюсь только работой. Сегодня утром дописала книгу, над которой работала больше года. И все равно еще не раз перепишу последнюю главу. Упоминаю об этом, чтобы объяснить свое молчание, всю весну – и до сих пор – с ума сходила, теперь, надеюсь, это закончится».

В последующие после публикации годы разные представители политических, педагогических и психологических кругов встречали «Братьев Львиное Сердце» и с восторгом, и критически. Эта сказка сдвигала границы допустимого в детской книге, и раз за разом Астрид Линдгрен задавали вопрос: следует ли заканчивать детскую повесть столь мистическим и жутким образом? И всякий раз она отвечала спокойно и уверенно, ничуть не обнаруживая сомнений, терзавших ее во время затяжной работы над последними главами:

«Для ребенка это окончание счастливое. Единственное, чего ребенок действительно боится, – это одиночество. Что тебя оставит любимый человек. Два брата вместе отправляются в другую страну. Они останутся вместе навсегда. Это детская мечта о счастье».

Таким был ответ шестидесятишестилетней писательницы в интервью газете «Политикен» в декабре 1973 года. Говорить ей пришлось в основном о теме смерти в «Братьях Львиное Сердце» и воздействии книги на читателя. Датский журналист хотел знать, смогут ли скандинавские дети принять ужасную правду о смерти. Астрид Линдгрен ответила:

«Почему нет? Дети, в отличие от взрослых, не настолько боятся смерти. Многие взрослые, как выяснилось после выхода „Братьев Львиное Сердце“, боятся ужасно. <…> Мне не кажется, что знакомить детей со смертью через сказку – неправильно. У них пока нет опыта, чтобы взглянуть в глаза реальности. <…> Дети еще не боятся смерти. Они боятся, что их бросят».

«Прежде всего, я не имела в виду, что книга закончится самоубийством двух мальчиков, совершенно не имела! Но писатель не может запретить читателям интерпретировать то, что они читают, так, как им хочется, так, как они чувствуют. Книга становится тем, чем она становится, благодаря сотрудничеству писателя и читателя», – объясняла Астрид Линдгрен в 1977 г. (Фотография: Изольде Ольбаум)

Как будто без внимания осталось замечание писательницы о том, что «Братья Львиное Сердце» – еще и книга об одиночестве. А это особенно ясно слышится в конце, когда Сухарик принимает окончательное решение и думает: «Никому не придется оставаться в одиночестве, лежать, и горевать, и плакать, и бояться». После выхода книги Астрид Линдгрен сделала все, чтобы эти слова услышало как можно больше людей, и вопросы посыпались на нее градом. В «Экспрессе» за 2 декабря 1973 года цитируют ее слова:

«Страх смерти у детей не сильнее, чем у взрослых. Больше всего они боятся, что их бросят, – именно это я и хотела показать в книге. Так обстоят дела с Сухариком. Он готов идти на любую смерть, лишь бы вместе с Юнатаном. Конец книги совсем не грустный, нет, напротив, это счастливый конец. <…> По-моему, каждому ребенку для благополучия нужен эмоциональный контакт по крайней мере с одним взрослым, иначе ему не выжить».

А в основном Астрид приходилось держать ответ за свое творение, защищать и объяснять, почему она в детской книге написала о смерти. Даже в такое откровенно бунтарское время, когда догмы рушились одна за другой, существовали неприкосновенные табу. А Линдгрен попыталась их нарушить, в частности сославшись на то, что уже поднимала запретные темы в своих книгах, а также указав на старинную и совсем не зловещую сказочную традицию. 2 января 1974 года она заявила в интервью «Веко-шурнален»: