Теодор Гладков - И я ему не могу не верить…

Указав на стол, заваленный старыми белогвардейскими газетами, Артузов сказал:

— Вот просматриваю… — и объяснил: — Работаю над книгой о первых годах ВЧК.

Они разговорились, вспомнили Дзержинского, Менжинского, других старых чекистов. Гудзь сказал с сожалением:

— Не повезло мне… Много раз видел Феликса Эдмундовича в здании, слушал его выступления у нас на партийных собраниях, а вот побеседовать с ним не пришлось. Он произвел на меня впечатление очень сурового, даже сумрачного человека. Не представляю его улыбающимся.

Артузов задумался. Потом сказал:

— На собраниях он, точно, всегда был очень серьезен, а в выступлениях и резок, и суров. Но видели бы вы, как весело и заразительно смеялся Феликс Эдмундович, когда кому-нибудь из нас удавалось остроумно обмануть врага. Помню, однажды, как он хохотал, когда читал инструкцию для подпольной работы, полученную Якушевым от самого великого князя Николая Николаевича. Или вот еще помню — прогулку Шульгина по трем советским столицам. Дзержинский сквозь смех задавал нам вопросы о разных деталях необычного путешествия этого монархического деятеля под нашей эгидой.

Особенно смешила Феликса Эдмундовича анекдотическая сторона вояжа, не имеющая прямого отношения к нашим чекистским делам. Ему было интересно, как Шульгин гримировался под местечкового старого еврея с пейсами, как он изумился, увидев в большевистских поездах чистое белье.

Гудзь слушал с живым интересом. Потом сказал:

— А все-таки не могу представить Феликса Эдмундовича в домашнем кругу, в семье.

Усталые глаза Артузова потеплели. Он мягко улыбнулся и стал вспоминать.

— Это было в одну из годовщин ВЧК. Группа сотрудников устроила по этому поводу скромную вечеринку. Все были в хорошем настроении, шутили. Кто-то предложил, чтобы каждый из присутствующих рассказал бы какой-нибудь эпизод из своей жизни или произнес речь на вольную тему. Когда очередь дошла до Дзержинского, Аванесову, кажется, пришла коварная мысль, чтобы Феликс Эдмундович произнес речь на тему «О любви к женщине».

Несколько минут Феликс Эдмундович, сконфуженно улыбаясь, пытался уклониться от выступления на столь необычную лирическую тему. Но колебания были недолгими. Он встал и произнес совершенно исключительную по теплоте, искренности и жизнерадостности речь о женщине-товарище, друге, жене, которая в революционной борьбе идет в ногу с нами, мужчинами, которая зажигает нас на великое дело борьбы, которая воодушевляет нас в минуты усталости и поражений, которая навещает нас в тюрьме и носит передачи, столь дорогие для узника, которая улыбается нам на суде, чтобы поддержать нас в момент судебной расправы над нами, и которая бросает нам цветы, когда нас ведут на эшафот… Ни у кого больше я не слышал таких проникновенных и сильных слов. В тот день Феликс Эдмундович открылся нам еще с одной обвораживающей стороны своей необыкновенной личности…

Они расстались. Больше Борис Гудзь никогда не видел своего многолетнего начальника, учителя и старшего друга.

Его хватало на все. Ярый враг безделья, он был нетерпелив и целеустремлен. Он все делал быстро: быстро ходил, быстро ел, мог думать одновременно о нескольких вещах и делать сразу несколько дел. Разрабатывал сложнейшие операции и был добровольным прорабом строящегося для сотрудников жилого дома. Изучал иностранные языки и шефствовал над одним из колхозов Подмосковья. Следил за новостями в металлургии и мечтал написать историю ВЧК — ОГПУ. Подготовил цикл лекций об оперативном искусстве чекиста и прочитал его в Высшей пограничной школе. Этот цикл можно назвать напутствием чекистской молодежи.

До нас дошли конспекты некоторых из этих лекций, датированные 1927 годом.

В них, этих лекциях, портрет чекиста-революционера, какими были тогда солдаты Дзержинского, каким был сам Артузов.

1. Решительность. Это слово рекомендую дважды подчеркнуть. Это ленинское слово. Он хотел, чтобы наши органы, а стало быть и каждый чекист, действовали со всей решительностью, если это касается подавления контрреволюции. Ильич всегда нас предупреждал: промедление смерти подобно. Вы только подумайте, что могло бы случиться 6 июля, когда эсеры, подталкиваемые иностранной агентурой, организовали заговор с целью свержения Советской власти, уничтожения вождей революции. Только наша решительность сорвала их планы.

Запомните: тип политического преступника, как правило, есть тип сильного человека. В борьбе с ним необходима не только высокая идеологическая вооруженность, но и решительность.

В нашей профессии есть удачи и неудачи. Но чаще терпят неудачу те, кто нерешителен, у кого не развито чувство интуиции, наблюдательности, логической углубленности в порученное дело, умение вжиться в чужой образ, кто не понимает и плохо воспринимает характерные особенности информационной работы.

Среди нас, как, впрочем, и среди людей других профессий, есть разные по складу характера работники: забывчивые и рассеянные, строгие и сентиментальные, нервные и спокойные, торопливые и медлительные. Но все это остается для чекиста за порогом порученного дела. На моей памяти много примеров, когда с виду трусливый сотрудник с храбростью льва бросался в бой, под пули, нервный сжимался в комок, чтобы выстоять перед испытанием, которое ему устраивал противник, медлительный проявлял неимоверную активность и решительность, чтобы выполнить оперативное задание.

Решительность предполагает быстрые и оперативные действия. Нередко приходится руководствоваться, особенно в информационной работе, как при строительстве линкоров: мало, но быстро, ибо любая информация таит в себе внутреннюю ценность, которая с течением времени падает.

2. Верность. Это тоже ленинское слово, адресованное чекистам. Чекист прежде всего должен быть верным идеалам партии. Он работает, действует во имя осуществления задач партии, задач пролетарской революции. Он ее щит и меч. Чекист неотделим от партии, работает под ее контролем, растет на могучем древе партийной мудрости. В этом его однотипность, родственность, слитность с партией, в этом заключена его сила. Я за партийную отмеченность в каждом дело, в каждом шаге!

Признак верности в любви хорошо известен. Это такое состояние человека, когда он отдает щедро все, что может, в чем раньше отказывал. Любовь к Родине, верность ей неизменно вызывает ревнивую бдительность. Стало быть, в каждом из нас должен быть заложен этакий мощный «ген беспокойства» за безопасность Советского государства. Беспокойство — это в то же время и ответственность. Не отказывайтесь от ответственности— это и есть ваша совесть…