Маргарита Волина - Амплуа — первый любовник

У нас при мне в Театре сатиры сменилось много директоров, но на судьбе театра радикально это не отражалось. Приход Плучека ознаменовал новое рождение театра, а директора сменяли один другого, и ничего не менялось. Вдруг пришел Агаев, и для меня в первый раз за мою театральную жизнь это стало событием. Я вдруг понял, что директор — это не просто человек, который может прибавить или убавить мне зарплату. Он — мой большой друг, человек, влюбленный в профессию, которой занимаюсь и я. Он пришел к нам не ради карьеры, а ради того, чтобы принести посильную помощь театру и актеру. Он за актера горой, он влюблен в актера. С такой искренней любовью я столкнулся впервые. Это касается не только актеров ведущих. Мамед Гусейнович все силы отдает, чтобы каждому актеру стало лучше в театре, уютнее, чтобы он не чувствовал рабской зависимости.

Может быть, это национальная черта, может быть, просто его человеческая черта, но он с удивительной бережностью относится к людям, старшим по возрасту. Даже не по таланту, просто по возрасту. Это так непривычно. Эта бережность проявляется в тысяче мелочей. Может быть, это отдает душком меркантильности, но это очень ценно, когда ты знаешь, что есть человек, к которому всегда можно обратиться с какой-то просьбой и быть уверенным, что твоя просьба будет выполнена. С таким отношением в таком масштабе я столкнулся впервые.

Для меня очень важно, что он работает в нашем театре. Если бы он ушел, наверное, и я бы ушел, если, конечно, это кого-то волнует.

Наш Тузик

«Нет маленьких ролей, есть маленькие артисты». Кто не знает этой банальной, набившей оскомину, истины? Мне пришлось работать вместе с артистом, блистательно ее подтверждающим. Таким артистом был Георгий Баронович Тусузов.

Юрист по образованию — он окончил Московский университет. Увлекся сценой, и оказалось, на всю жизнь. Вначале играл в театре эстрадных миниатюр «Не рыдай». Затем руководил «Синей блузой». Когда-то выступал в провинции — сам писал сценки, играл, режиссировал. Он мне рассказал, как он играл в своей пьесе. Заканчивался эпизод, он бежал в задние ряды и кричал: «Браво!», в зале все начинали хлопать, а он несся на сцену и, довольный, раскланивался.

В нашем театре он всю жизнь играл эпизодические роли, но играл так, что они навсегда врезались в память.

В «Чудаке» Назыма Хикмета он играл Нищего. От его маленькой, согбенной фигуры веяло таким одиночеством и безысходностью, что начинало щемить сердце.

В «Клопе» у него была роль без слов. В сцене «красной свадьбы» появлялась его хилая, вытянутая фигурка в залатанных штанах, сером кургузом пиджачке. Он напоминал какого-то диковинного грызуна с испуганно торчащими усиками. Постоянно что-то жевал, тайком подвигая к себе все новые и новые тарелки. То настороженно вскакивал, то становился во фрунт, то, увлекшись общим разгулом, игриво, по-цыгански, подрагивал плечами. Он безразлично посматривал по сторонам, но когда Баян в пылу красноречия кричал, что и он умирал под Перекопом, усики начинали подергиваться, человечек вставал навытяжку, всем видом давая понять — и мы, дескать, умирали под Перекопом.

Такой роли в пьесе Маяковского нет — Георгий Баронович сам ее придумал.

В «Бане» у него тоже была бессловесная роль. Помню, как при упоминании «уважаемого вождя товарища Лассальченко» маленький хилый человечек поднимался и застывал по стойке «смирно». Его жалкая фигурка подчеркивала бессмысленность ситуации, служила меткой сценической метафорой.

В одном спектакле он играл грузчика, который только и делал, что вносил-выносил мебель. Причем при каждом появлении его, как магнитом, тянуло к столу, где стояла бутылка. В конце концов, он взваливал на себя огромный платяной шкаф, в который немного раньше герои развесили множество всяких вещей. Его грузчик был настолько заинтересован столом с заветным сосудом, что действовал словно под гипнозом. Ему все было нипочем, даже огромный платяной шкаф. Это было уморительно смешно.

В «Мистерии-буфф» он был Богом. Его Бог играл на контрабасе. Причем делал это вполне профессионально, ибо Георгий Баронович специально учился этому, готовясь к роли.

Один из режиссеров, работавших с ним, как-то сказал: «Вы его не трогайте. Он сам все сделает». Особенности его дарования давали глубину каждой сыгранной им роли. Самуил Маршак как-то сказал: «В редакции меня просят написать маленькое стихотворение, очевидно, чтобы отнять у меня меньше времени. Как будто часовщику легче сделать маленькие часики, чем большие». Точно так же и с ролями. Есть люди, которые думают, будто маленькую роль создать легче, чем большую. Как бы не так! Надо быть таким мастером, таким волшебником, как Тусузов, чтобы в считанные минуты сделать жизнь персонажа гораздо объемнее, чем время его пребывания на сцене.

Георгий Баронович до конца своих дней был очень веселым человеком и всегда с удовольствием принимал участие в наших розыгрышах. Как-то мы решили подшутить над одним артистом, который был страшным халтурщиком и умудрялся в один день выступать в нескольких концертах, успевал куда-то съездить даже в антракте. Мы его часто разыгрывали. Как-то решили взять презервативы, налить в них воды и положить ему в карманы. Он начнет похлопывать себя по карманам (была у него такая привычка), и польется вода. Тут выяснилось, что ни у кого с собой нет презерватива. Идет Тусузов, а ему было уже очень много лет, мы обратились к нему. Он, не мешкая ни минуты, достал: «Пожалуйста!»

Его самого мы тоже частенько разыгрывали, и он охотно поддавался. Как-то были на гастролях во Владивостоке. Заходит к Тусузову Борис Тенин и просит дать соли. Георгий Баронович оторвал кусочек газеты и насыпал. То же самое повторилось и на второй день, и на третий. Тусузов начал злиться. А Тенин вошел в раж и каждый день приходил за солью. «Да не волнуйся ты, отдам я тебе соль», — пообещал Тенин. В день отъезда в номер Тусузова вошел человек и принес трехпудовый мешок соли со словами: «Это вам от Тенина». Тусузов распечатал мешок, соль ссыпал на газету, а мешок свернул и положил к себе в чемодан.

Удивительный был человек. Совершенно непохожий на музейный экспонат. Его подвижности, энергии, жизнелюбию можно было лишь позавидовать. Он никогда не болел и до старости читал журнал «Юность». Известен его ответ на просьбу поделиться секретами долголетия.

— Секретов у меня три: я никогда не был женат, никогда не обедал дома и никогда не занимался спортом.

Конечно, это была шутка. Ибо самый главный секрет его неувядаемой молодости был в любви к театру, который был для него всем. И которому он рыцарски служил всю жизнь.

Виталий Доронин