Иосиф Лаврецкий - Боливар

«Индейцы не хотят платить прежней подати, — сообщал о положении в Великой Колумбии в 1826 году своим читателям выходивший в Санкт-Петербурге журнал «Сын отечества». — Негры требуют освобождения, мулаты — уничтожения питаемых против них предрассудков, метисы — прекращения войны, индейцы — своих преимуществ. Все сии обстоятельства, так же как и предпочтение, оказываемое некоторыми областями иным генералам, суть затруднения, которые правительство Боливара должно победить и которым оно не без искусства противоборствует; но часто оно должно уступать корыстолюбию главных начальников… Неудивительно, что все отрасли государственного управления находятся в болезненном состоянии при столь многочисленных беспорядках, которые еще питаются ужасами междоусобий, возгорающимися в разных местах».

В Перу Боливара уважали, но не любили. Аристократы в глаза ему льстили, а втайне готовили против него заговоры. Перуанские магнаты видели: Боливар для народа является символом антиколониальной революции, простые люди верят Освободителю и ждут от него мер, способных улучшить их долю. Прелаты, помещики, разбогатевшие генералы боялись, что Освободитель захватит их земли и раздаст крестьянам. Они требовали вывода из страны колумбийских войск: с перуанской армией они могли бы легко справиться — она наполовину состояла из частей, боровшихся ранее на стороне испанцев и перешедших на сторону патриотов только после победы при Аякучо.

15 апреля по решению трибунала были приговорены к расстрелу перуанский генерал Бериндоага и офицер Терон, перебежавшие к испанцам во время захвата ими Лимы. Муниципалитет Лимы обратился к Боливару с просьбой помиловать их, на что Освободитель ответил:

— Помилование злодеев, повинных в предательстве родины, означало бы подлое покушение на честь республики, означало бы открыть дорогу подобным же преступлениям, которые постоянно умножались бы благодаря попустительству. Представители народа утратили патриотический дух и энтузиазм. Вот почему необходимо дать пример искупления и общественной справедливости, даже если он и вызывает всеобщий ужас.

В Боливии, этом детище Освободителя, его враги ополчились против неисправимого мечтателя Родригеса, объявившего войну мракобесию. Родригес с присущей ему энергией выполнял свои обязанности министра просвещения. В открытую им в Чукисаке «образцовую школу» он набрал двести учеников; в их числе было много детей бедняков. Родригес поселил учеников в удобном большом доме, где имелись мастерские с соответствующим инструментом.

— Я не хотел, — говорил Родригес, — наводнить страну ремесленниками — соперниками или бедняками, а пытался сделать из юношей полезных людей, обучить и приучить их к труду, дать землю и обеспечить их работой, заселить страну ее собственным населением. Мы давали образование и занятия женщинам…

Начинание Родригеса кончилось плачевно. Провинциальная знать смотрела на вводимые им новшества с недоверием и подозрением. О деятельности Родригеса распространялись нелепые слухи. Говорили, что он якобы на уроках анатомии раздевается догола. Утверждали, что Родригес еретик, безбожник, вовсе безнравственный человек.

С особым ожесточением нападали на Родригеса церковники, ведь из их рук ускользало такое важное орудие церковного влияния, как воспитание молодого поколения. Об этом писал Сукре Боливару: «Но более всего встревожило то, что Родригес сказал: или ему грош цена, или через шесть лет он покончит с церковью Иисуса Христа. Судите сами, какое зло принесли эти слова, сказанные устами человека, которого Вы так уважаете и под чье руководство было отдано воспитание молодежи».

Вынужденный оставить Боливию, Родригес счел унизительным для себя жаловаться Боливару, он уехал в Чили, где продолжал преподавательскую деятельность.

События, происходившие в Великой Колумбии, все больше беспокоили Боливара. Тревожные вести поступали из Эквадора. Эта страна, население которой не превышало 700 тысяч человек, дала освободительной армии Перу больше половины ее солдат и огромную для того времени сумму — около 2 миллионов песо. В течение последних пяти лет Эквадор походил на гигантский военный лагерь, вся жизнь населения была подчинена нуждам освободительной армии Перу. Пока шла война, эквадорцы стойко сносили невзгоды в надежде, что с победой положение изменится к лучшему. Произошло обратное. С окончанием войны положение ухудшилось. Свободный ввоз американских и английских тканей вызвал разорение текстильных факторий, которыми когда-то славилась страна. Ввоз дешевой, хотя и зачастую гнилой, муки из США привел в упадок сельское хозяйство Эквадора.

Враги республики использовали трудности в своих целях. Они призывали эквадорцев «освободить страну от Освободителя», избавить ее от тирании «колумбийского султана». Доверенные люди сообщали Боливару, что эти призывы находили все больший отклик среди различных кругов населения.

Правда, в Новой Гранаде, за исключением Пасто, где все еще бродили по лесам банды сторонников испанцев, народ поддерживал правительство, возглавляемое Сантандером. Но и здесь уже мало кто хотел жертвовать собой во имя неясного и неопределенного будущего.

Сантандер жаловался Боливару:

— Никто не платит налогов, сборщики их не собирают, торговцы только и делают, что обогащаются, эксплуатируя народ.

В Новой Гранаде, как и в других республиках, американские купцы и спекулянты делали свой бизнес за счет народа. США вышли из своего первого экономического кризиса благодаря усиленной эксплуатации молодых республик, возникших на развалинах Испанской Америки. Об этом писал «Московский телеграф» в 1825 году. «Тесное положение, в каком находилась торговля в Соединенных Штатах в 1817–1821 годах, и даже замешательство в банковых и кредитных отношениях сего государства, распространившееся на все отрасли промышленности, ныне совершенно миновались, и североамериканская торговля находится в цветущем состоянии. Особенно увеличилась торговля их с Южной Америкой. Из одной Балтиморы вышло в 1823 году 30 кораблей с товарами в Южную Америку, а в 1824 году из той же гавани вышло туда же двойное число кораблей — именно 60: так возрастает сия торговля. Доказательством улучшения и увеличения американских мануфактур служит то, что большая часть товаров, отправленных из Балтиморы в Южную Америку, суть произведения американских мануфактур. Особенно с успехом идут хлопчатобумажные товары, и это обещает богатую отрасль промышленности. Большие хлопчатобумажные мануфактуры в Балтиморе и в округе его беспрестанно увеличиваются, и новые прядильные заведения беспрестанно усиливаются. В добротности американские хлопчатобумажные товары равняются с английскими, если не превосходят их; это доказывается тем, что в Южной Америке они отбирают дорогу у английских».