Николай Кочин - Кулибин

Отец из детей всех больше ценил, по-видимому, Семена, человека делового, служащего в министерстве финансов. С ним он советовался и состоял в постоянной переписке. Семен же после смерти отца воспитывал сирот.

Очень любил Кулибин зятя Попова, мужа Елизаветы. Поповы жили в Карповке, своем сельце, в семи верстах от города. По-видимому, сельцо это было куплено у князей Юсуповых. Попов был чиновником, ему знакомы были в Петербурге знатные люди — граф Безбородко и князья Юсуповы. Живя в столице, Кулибин очень охотно переписывался с Поповым, посылал ему столичную снедь, книги, примечательные номера газет. А сам, в свою очередь, получал от зятя «подновские» огурцы в соленом виде, известные на всю Россию, и прочие «произведения родной земли». Через Поповых же шли посылки из Петербурга Пятерикову, о котором учитель нежно заботился. В посылках были: часовые пружины, станки, инструменты и т. п. С зятем Кулибин делился радостями изобретений, его запрашивал об условиях судоходства на Волге и ему же постоянно жаловался, когда стал терпеть неудачи. Попову он писал всех больше о «стесненных обстоятельствах». По-видимому, зять этот был человеком с разносторонними интересами. Кулибин любил и сына Поповых, внука Наркиса, которому прислал 200 рублей денег, когда он родился, — «яко предвещателю».

Дочь Мария была выдана в Петербурге за архитектора Соколовского. Этот Соколовский выкупал векселя своего тестя, много ходатайствовал за него в столице. По всему видно, что Кулибина он очень ценил.

После 1801 года, когда Кулибин уехал в Нижний, все его дети остались у Семена под наблюдением Пелагеи. Только девочка Александра воспитывалась у Елизаветы в Карповке.

Пелагея — вдохновенная домоводка. Письма ее к сестре Елизавете полны забот о том, как выкроить платье и как сэкономить на еде. Она рукодельница, швея, мастерица на все руки. Племянники, дети Семена, которых она воспитывала, любили ее больше матери (Анна Петровна, жена Семена, видимо, была ветреной дамой, любящей повеселиться и не очень привязанной к дому). Вот характерная цитата из письма Пелагеи к сестре: «Детушки мои спят с богом, а маменька их лежит да ворчит что-то. Намеднись Пашенька у меня спрашивает: «Тетушка, где Ваненькина маменька?» Я говорю: «Анна Петровна, душенька, Ваненьке и тебе маменька». — «Нет, вы мои, тетушка, а не Анна Петровна». А я говорю: «Я тебе тетенька, а та — маменька». — «Нет, вы мои», — и так расплакалась, что насилу уняли».

Сохранилась переписка детей Кулибина после его смерти. Она доведена до 1833 года — тогда семья его уже распалась. Большинство детей жило в Сибири. Семен :— в Петербурге. Из этой переписки видно, что дети Кулибина обжились в Сибири основательно. Домовитая Пелагея, когда муж ушел в отставку, купила дом и зажила хуторянкой. Она пишет сестре: «Хлеб свой, мясо тоже может быть свое, — свинина, баранина и проч., хотя немного, но все, даже рыба, во всякое время может быть свежее и некупленное», — и просит сестру приехать доживать дни вместе. Так весь род Кулибиных перекочевал в Сибирь и там осел. Он стал выделять из себя от поколения к поколению видных инженеров. Особенно многие из них отличались в золотопромышленности.

Инженерная профессия стала в семье Кулибиных как бы родовым призванием. Впрочем, надо сказать, что встречались среди них и профессора и администраторы. Интересно отметить, что со страниц журналов «Вестник золотопромышленности» и «Горный журнал», издававшихся вплоть до революции, не сходят имена Кулибиных, авторов статей по горному делу. Нет возможности да, пожалуй, и особой нужды вдаваться в генеалогию этого разросшегося рода, но для иллюстрации характерных особенностей его следует остановиться на одной ветви кулибинского потомства, которая начинается сыном Александром.

Александр, тот самый, которому отец писал всех больше назидательных писем и через которого в каникулярное время пересылал проекты «соляных машин» баронам Строгановым, был самой оригинальной фигурой из сыновей Кулибина. Этот Александр жил всего 37 лет, но ярко жил. Воспитывался он в Горном кадетском корпусе и вел жизнь, по-видимому ничем не отличавшуюся от жизни товарищей из «светского круга».

Самым близким его другом был поэт Николай Михайлович Языков, столь же бесшабашный, сколько и талантливый студент, принадлежавший к видной дворянской семье, которая была в родстве с влиятельными родами того времени: Кикиными, Бестужевыми, Валуевыми и другими.

Языков и Кулибин оба страстно любили поэзию, оба писали стихи, оба вели рассеянный образ жизни. По-видимому, слухи об этом долетали до отца, жившего в Нижнем, и вызывали у старика скорбные жалобы в письмах и настойчивые отеческие советы, начиненные моралью пуританизма. Языков, как известно, был потом даже исключен из института корпуса инженеров путей сообщения за «неаккуратное посещение занятий». И хотя он был на три года моложе Александра Кулибина, но тон в поведении задавался Языковым. Ценя своего приятеля как поэта, Языков посвятил ему два стихотворения в период окончания Кулибиным кадетского корпуса. Это «Послание к Кулибину» и «А. И. Кулибину». В них воспеты проводы друга за Урал. Языков надеялся, что голос кулибинской музы не замолкнет и в Сибири. Дальше перечислялись счастливые дни, проведенные вместе с другом, и заслуги Александра, к которому нередко обращался Языков за советом.

Тебе вверять восторги приходилИ слышал суд твой справедливый.О! Сколь тогда приятен былМне дружеский совет нельстивый.

Александр писал стихи не хуже друга и девятнадцати лет уже печатался. Его стихи «Послания к А. Н. Очкину» и «Задумчивость» появились в журнале «Соревнователь просвещения и благотворительности» за 1819 год. Стихи эти не уступают распространенной в то время лирике романтического направления. Кулибин воспевает элегическое настроение «задумчивости», которая в ту пору изображалась обязательно в образе «святой богини». Поэт представлял ее себе, как «подругу нежную чувствительных сердец». Разумеется, все это было модой, условным жестом и отнюдь не являлось реальным настроением здоровых, буйных и шумливых воспитанников кадетского корпуса. Вот почему этот элегический поэт без всякого труда и сразу втянулся в практическое дело инженера. Впрочем, об этом ниже.

В «Послании к А. Н. Очкину» он прощался с друзьями, уезжая в Сибирь, и выражал надежду, что они услышат из Сибири идущий «знакомый звук его нестройной лиры».

Дай руку, друг! Иду в далекий путь;Прими мое последнее желанье:Всегда счастлив, всегда доволен будьИ обо мне храни воспоминанье.

Но, уехав в Сибирь, он, по-видимому, навсегда расстался со столичными друзьями, забыл стихи и целиком отдался работе на промыслах. Во всяком случае, этот элегический поэт становится уже до конца своей жизни постоянным сотрудником «Горного журнала». И если смолкла его лира, зато проснулась огромная пытливость геолога-разведчика и инженера, отчетливо сказавшаяся в «Описании Гридинского золотосодержащего прииска», в «Описании Колывано-воскресенских заводов по 1831 год», а также и в других его работах. В последнем «Описании» он проанализировал топографию этого горного округа, климат, почву, описал флору, фауну, недра, звериный промысел, транспорт. И в этом уже ясно проступают черты кулибинского характера: упорство и обстоятельность в работе. Жаль, что этот примечательный человек умер в возрасте 37 лет, в возрасте еще не расцветших дарований. После него осталось шесть человек детей. Сыновья Николай, Константин и Владимир пошли по следам отца.