Борис Леонов - История советской литературы. Воспоминания современника
К их столу подошел Сталин с бокалом в руках. Видимо, хотел выпить шампанского с именитыми гостями.
И тут артист МХАТ Борис Ливанов бросился к нему, но тут же был остановлен охранником.
Сталин отреагировал немедленно:
— Почему не пускаете ко мне Ливанова, когда он хочет пагаварить?!
А Ливанов, который собирался играть в МХАТе Гамлета, возьми и спроси:
— Иосиф Виссарионович, хочу спросить вас: будь вы актером, как бы вы стали играть Гамлета?
Видимо, он хотел услышать из уст вождя какую-нибудь шутку на сей счет, что позволит ему играть Гамлета так, как ему хочется.
А Сталин возьми и спроси в свою очередь:
— А кто у вас руководитель?
— Немирович-Данченко.
— Это опытный режиссер. Он вам, товарищ Ливанов, и объяснит, как надо играть Гамлета.
После короткой паузы Сталин продолжил:
— Но если хотите знать мое личное мнение, то я бы вообще не стал ставить «Гамлета».
— Почему? — вместе Ливановым обратились все участники происходящего за столом разговора.
Сталин ответил:
— Пьеса упадочная, психологическая…
Так и не был поставлен в МХАТе «Гамлет», и Ливанову не удалось сыграть роль принца Датского…
241
Ректор Литературного института Владимир Федорович Пименов часто вспоминал свою деятельность на ниве театрального искусства.
Однажды он вспомнил про своего давнего друга писателя Леонида Николаевича Рахманова, который написал немало рассказов и повестей, выходивших в сборниках «Очень разные повести», «Люди — народ интересный» и др.
Но подлинный успех принес ему сценарий фильма «Депутат Балтики», в основу которого была положена его пьеса «Беспокойная старость».
Фильм, действительно, имел огромный успех. Но критика, высоко оценивая фильм, почему-то обошла вниманием его литературную основу. Это всерьез огорчило и возмутило Леонида Николаевича.
Свои чувства на сей счет он выразил в статье «Дневник сумасшедшего», которую опубликовал в журнале «Звезда».
В ней он пунктуально цитировал газетные статьи, посвященные фильму, и комментировал их.
В частности, приводил следующую цитату из газеты «Литературный Ленинград»: «Герой фильма профессор Полежаев встал в один ряд с Чапаевым и Максимом, артист Черкасов встал в один ряд с Бабочкиным и Чирковым, режиссеры Зархи и Хейфиц встали в один ряд с Козинцевым и Траубергом…»
Комментарий Леонида Рахманова звучал так: «Словом, все встали в ряд. А куда же прикажете встать сценаристу?..»
242
Автор исследования «Подвиг поэта», посвященного Александру Блоку, критик и литературовед Борис Иванович Соловьев поделился воспоминанием об одном эпизоде, свидетелем которого он стал в довоенном Коктебеле.
На пляже Дома творчества недалеко от него на солнышке грелись Борис Андреевич Лавренев и Михаил Михайлович Зощенко.
Они о чем-то говорили.
И вдруг до Соловьева долетела фраза, сказанная Лавреневым:
— А знаешь, на сей счет товарищ Сталин думает по-другому.
Зощенко тут же ответил:
— У товарища Сталина свое мнение, а у меня свое…
— И тут, — заключил свой рассказ Борис Иванович, — смотрю, Лавренев стал потихонечку отползать от Зощенко…
243
Однажды Анатолий Владимирович Софронов, главный редактор журнала «Огонек», спросил:
— Ты бывал в кабинетах членов Политбюро?
— Бывал. А что?
— Обратил внимание на шкафы с собраниями сочинений классиков марксизма-ленинизма?
— Знаешь, как я их называю?
— Недвижимое имущество. Ведь хозяева кабинетов ни разу не открывали эти шкафы и ни разу в руки не брали стоящие в них тома. Даже не передвигали их с места на место. Словом, это их недвижимость…
244
Поэт Владимир Дмитриевич Цыбин, который сразу же обратил на себя внимание первыми сборниками стихов «Родительница-степь», «Медовуха», вспомнил о своей реплике в адрес Евгения Евтушенко, с которым он в начале пятидесятых годов поступил в Литературный институт.
— Женя, — сказал он ему, — ты похож на силомер. Знаешь, в Парке культуры такой стоит. По нему ударяют молотом. Так вот. Когда ударяют по нему мощно, и планка долетает до упора вверху, глядят именно на звенящую планку. А когда бьют по силомеру слабо и планка застревает где-то посреди штатива, все глядят не на планку, а на автора этого удара…
245
Писатель Николай Корнеевич Чуковский, глядя на собаку Томку, что носилась по Дому творчества, заметил:
— А ведь она замечает в тысячу раз больше, чем мы. Но она не делает выводов. Не обобщает…
246
Жил в Москве в начале XIX века Неелов Сергей Алексеевич, пользовавшийся славой отчаянного кутилы, присяжного остряка и говоруна московских гостиных.
Он дорожил своими связями с поэтами И.И.Дмитриевым, В.Л.Пушкиным, П.А.Вяземским. Сам творил вирши, наспех и мимоходом. Шуточные и сатирические стихи его были почти всегда неправильны, но всегда забавны и метки. Писал он и безграмотно, не ладил с размерами и рифмами. И это между прочим придавало им оригинальность. Образчики его стихов приводил Вяземский в своей «Старой записной книжке».
Вот, что писал; в частности, Неелов своей родственнице, у которой намеревался остановиться по приезде своем:
Племянница моя, княгиня Горчакова,Которая была всегда страх бестолкова,Пожалуйста, пойми меня ты в первый разИ на стихи мои ты вытаращи глаз.
Приеду я один, без моего семейства,Квартира мне нужна не как адмиралтейство,Но комната одна, аршина три длины,Где б мог я ночью спать, не корчивши спины.
А вот и любовные его стихи:
Если Лёля взглянет,Из жилета тянетМое сердце вон.
Сергей Алексеевич уже в старости оставил нам стихотворный итог своей независимой жизни барина и литературного дилетанта.
Я семь андреевских в родстве своем имел,И всякий был из них правителем начальства,Чрез них, как и другой, я мог бы быть в чинахВ крестах,В местах,Но не хотелИз моего оригинальства.
Я независимость раненько полюбилИ не служил.К тому же я в душе поэт,Всегда свободой восхищался,И до семидесяти летКорнетом гвардии, не сетуя, остался.
Именно эти поэтические «перлы» позволяли А.С.Пушкину в письме П.А.Вяземскому в 1825 году шутливо написать: «Стихи Неелова прелесть, недаром я назвал его некогда… певец. (Это между нами и потомством буди сказано)».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});