Анатолий Воронин - Второй пояс. Откровения советника

Пока Мир Акай, окруженный командирами постов, общался с ними в неформальной обстановке, мы втроем шмондили по посту, заглядывая во все закоулки и проверяя его обороноспособность. Придраться вроде бы было не к чему.

Обратная дорога показалась короче, чем утром. Но все равно к своему городку подъехали уже в сумерки и, попрощавшись с командующим, пошли на свою виллу. Предлагали ему заглянуть к нам на пять минут, но он, видимо, помня еще свои вчерашние похождения, вежливо отказался, сославшись на нехватку свободного времени.

Вечером, после того как позволили себе «по чуть-чуть», уже совершенно ничего не хотелось делать, и поэтому сразу же завалились спать.

А утром мы констатировали, что вчерашний дождь и не думал прекращать свое небесное излияние. В самом советническом городке ранее протоптанных дорожек уже просто не существовало, и пройти от виллы до «удобств» во дворе стало для нас большой проблемой.

А что сейчас творится там – в «зеленке»?

От одной этой мысли на душе становилось тошно.

Пожалел мужиков и решил ехать на посты один. Даже переводчика с собой не стал брать. Какой в нем смысл, если командующий по-русски шпрехает не хуже наших переводчиков. Уж как-нибудь разберемся.

В течение дня вместе с Мир Акаем мотались по всем семи постам, обживаемым царандоевскими военнослужащими, и на базовый – четвертый пост вернулись уже затемно. Ехать в город было поздно, а посему решили заночевать на этом посту.

До полуночи при свете «летучей мыши» разбирались с документами, что подготовили командиры постов, сверяя их со своими записями, сделанными в ходе визуальной проверки боеспособности подразделений.

В ближайшие дни наступал самый ответственный момент операции. Подразделения царандоя должны были наконец-то выдвинуться на самые дальние посты.

В принципе эти посты уже были оседланы нашими десантниками, круглосуточно отбивавшимися от наседавших со всех сторон «духов».

Генерал Варенников наконец согласился с нашими доводами в том, что решающий штурм надо делать именно ночью, в тот самый момент, когда «духи» его меньше всего ожидали. Правда, эту новость знали всего несколько посвященных человек. Даже командиры подразделений царандоя были в полном неведении относительно того, что планирует для них вышестоящее командование.

Эта мера была вынужденной, поскольку среди афганских военнослужащих мог найтись какой-нибудь предатель, и «духи» узнали бы о плане нашего нового «блицкрига».

Тогда пиши пропало. Колонну грузовиков с военнослужащими «духи» запросто расстреляли бы из засады, устроенной где-нибудь в камышах, густо растущих вдоль дороги, пролегающей между постами. И тогда…

Спать легли уже далеко заполночь, когда переделали все дела. Правда, сном это можно было назвать с очень большой натяжкой. Никаких кроватей в землянке не было. Только один самодельный стол, сделанный из нескольких крышек от снарядных ящиков и врытый в землю, да две такие же самодельные лавки с двух его сторон. Мир Акай как был в верхней одежде, так и улегся прямо на столе, почти сразу же захрапев. Мне же пришлось довольствоваться сырой и холодной стеной землянки, прислонившись к которой спиной, я тоже вырубился буквально через пару минут.

Холодина ночью была жуткая, замерз, как на дне морском, до самого последнего нервного окончания. Так все оставшееся время и провел в полудреме, натянув себе на голову какую-то подвернувшуюся под руку дерюжку. А утром, когда вылезал из землянки на свет божий, мои зубы клацали, словно затвор автомата.

Спасибо Олегу Андрееву за то, что дал мне свои резиновые сапоги. Они мне очень здорово помогли в этой непролазной грязюке и холодрыге.

А афганцам хоть бы хны. Видимо, в целях экономии, они поснимали свои ботинки и мотались босиком по этой жидкой ледяной грязи.

Я смотрел на них и удивлялся: железные они, что ли? Ведь какая-никакая, но все-таки зима на улице стоит.

Мы уже подъезжали к шестому посту, когда «духи» неожиданно обстреляли наш БТР из крупнокалиберного пулемета. Стреляли из «кишмиш-ханы», что стояла почти в полутора километрах севернее дороги. Водитель-афганец мгновенно среагировал на выстрелы и, съехав в низину, увел бронемашину из зоны обстрела. Крупнокалиберные пули, прожужжав шмелями над нашими головами, улетели в сторону сыпучего Регистана.

Мы не стали испытывать свою судьбу и до поста пошли пешком, укрываясь за естественными складками местности и развалинами каких-то глинобитных строений.

Когда добрались до поста, я попросил афганских артиллеристов обстрелять ту самую «кишмиш-хану». Те с превеликим удовольствием исполнили мою просьбу, сделав несколько выстрелов осколочными снарядами. Но стрелки они, видимо, были хреновые – ни один снаряд не попал в цель. «Духовского» пулеметчика это только раззадорило, и он принялся методично обстреливать сам пост и позицию орудийного расчета.

Не выдержав такой наглости с его стороны, я забрался на крышу полуразрушенного дома, где размещался наблюдательный пункт поста, и оттуда стал корректировать огонь артиллеристов. Корректировка велась по принципу: чуть левее, чуть правее. При очередном выстреле снаряд угодил в сухое дерево, стоявшее неподалеку от поста. Осколки разорвавшегося снаряда просвистели буквально в полуметре, и меня словно ветром сдуло с крыши. Хорошо, что никто не пострадал от этих осколков. Вот бы еще была проблема.

Плюнул на этих горе-артиллеристов. Залез в БТР, стоящий тут же на посту, хорошенько прицелился в то место, откуда стрелял «дух», и всадил туда длинную очередь из КПВТ.

Не знаю, попал я по невидимому пулеметчику или нет, но больше ДШК в этот день уже не тявкал.

Из боязни вновь быть обстрелянными решили бронемашину оставить на посту, а сами пешком двинулись дальше. В течение дня исходил по грязюке не менее десятка километров и вымотался до такой степени, что еле шевелил ногами, когда проходил через КПП нашего городка.

Зашел на нашу 13-ю виллу, а там паника. Смотрят на меня, как на пришельца с того света. Оказывается, когда я второго января не вернулся домой, все почему-то подумали, что со мной случилось что-то очень плохое. Витя «Камчатский» во время вечернего радиосеанса с испугу доложил в Кабул о моем таинственном исчезновении. Там, естественно, тоже задергались и закидали Михалыча ценными указаниями.

Пришлось самому срочно связываться с «Центром» и объяснять сложившуюся ситуацию. В Кабуле обрадовались, что я цел и невредим, но на всякий случай насовали мне мандюлей за необоснованную самодеятельность и сделали еще одно дежурное китайское предупреждение. Судя по всему, оно было не последним в моей жизни.