Всеволод Радченко - Главная профессия — разведка

Красота природных ландшафтов Монголии неповторима. Вспомните картины Рериха с пейзажами Монголии, с фантастическими голубыми горами. Эти горы, тонущие в дымке, на монгольском солнце действительно кажутся голубыми. Реки и озёра хрустально чисты и прозрачны. Никакого промышленного загрязнения нет, плюс неплотное заселение — 3 неполные миллиона разместились на территории, равной трём Франциям. Немалые просторы монгольской территории остаются нетронутыми цивилизацией. Жамсранжав заменил на посту министра Лувсангамбо — это министр, при котором я начал свою работу в Монголии. Лувсангамбо был вполне лоялен к Советскому Союзу, и с ним сложились хорошие деловые отношения, но при замене Цеденбала он не смог выбраться из «колеи» безоговорочной преданности Цеденбалу и Филатовой. Цеденбал уже был в клинике в Москве, а министр продолжал общаться по телефону «ВЧ» с Филатовой, сообщая ей все сплетни из Улан-Батора и выслушивая её возмущение возможным решением о замене Цеденбала. Я его осторожно предостерегал, но он не сумел правильно оценить обстановку. Такая позиция стала известна монгольским лидерам, и его решили заменить, назначив на пост министра общественной безопасности его зама Жамсранжава. Этот вариант входил в наши планы и был согласован у Крючкова. Помню, что по существу, в подготовленную схему наших действий, в том числе и касательно кадровых изменений в руководстве страны и Министерстве в частности, Крючков никаких поправок не сделал. Однако заметил, что Лувсамгамбо был лояльным и дружески настроенным министром, и может быть, его не нужно «опускать слишком низко» и тем более наказывать. До назначения министром Лувсамгамбо был заместителем председателя правительства МНР по вопросам строительства и кандидатом в члены Политбюро партии. Я был полностью согласен с позицией Крючкова. При первой возможности я переговорил с авторитетным членом ПБ МНР, и вскоре Лувсамгамбо был назначен на старое место зампреда Совмина и избран кандидатом в члены Политбюро. Рокировка прошла гладко. И Лувсамгамбо через некоторое время, поняв расклад, сам зашёл ко мне в министерство и поблагодарил за внимательное отношение к «старым кадрам».

В начале 90-х годов в Монголии развернулось движение «за гласность и развитие демократии», направленное, в первую очередь, против Монгольской народно-революционной партии и в определённой мере — против советско-монгольского сотрудничества. На возникновение этого движения в большой мере повлияла «перестройка» в Советском Союзе. Размах движения вынудил уйти в отставку Политбюро ЦК МНРП, и в партии, и в стране к руководству пришли новые люди. В этой обстановке был принят ряд решений в отношении Ю. Цеденбала. Он был исключён из МНРП, лишён воинского звания Маршала МНР и правительственных наград, в печати появились статьи с требованием привлечь его к суду.

В это время здоровье Цеденбала, находящегося в Москве, продолжало ухудшаться. Он проявлял полнейшее безразличие к доходящим до него слухам о том, что происходит в Монголии, и всё больше уходил в себя. 20 апреля 1991 года на семьдесят пятом году жизни Цеденбал скончался. Он был похоронен в Улан-Баторе с воинскими почестями, соответствующими его новому рангу генерала. Похороны были довольно скромными для человека, который долгое время стоял во главе Монголии.

В новом веке, в 2000-е годы политическое положение МНР ещё раз существенно изменилось. Цеденбалу специальными решениями были возвращены все его награды и звание Маршала МНР. Также он был восстановлен в партии МНРП. В честь Юмжагийн Цеденбала был создан институт его имени, преобразованный в настоящее время в Академию Цеденбала.

В вопросе смены руководства МНР, особенно в первый период после ухода Цеденбала, и укреплении отношений с новым руководством страны большую положительную роль сыграл советский посол в МНР Сергей Павлович Павлов.

В некоторых кругах московской интеллигенции, да, видимо, и у нас в службе, бытовало негативное мнение в отношении Павлова. Оно сложилось ещё в период его работы первым секретарём комсомола. Затем он успешно работал председателем комитета по делам физкультуры и спорта. Но укрепить свои позиции во всесильном аппарате ЦК КПСС не сумел. ЦК его «освободил» от этого министерского поста, направив в Монголию. Павлов выехал в МНР за три недели до моего отъезда в Улан-Батор. Я был настроен слегка скептически насчёт назначения на эту должность Павлова. С Павловым, как с новым послом, перед его отъездом беседовали в разведке в Ясенево. Крючков был срочно вызван куда-то в Центр, и с Павловым в 10 часов утра беседовали два первых зама начальника разведки Кирпиченко и Грушко. Я присутствовал на встрече как уже назначенный новый представитель КГБ в Монголии. Казус был в том, что Павлов прибыл на встречу вовремя, но с сильно опухшей физиономией, и когда он брал чашечку с кофе, у него заметно тряслись руки и чувствовался «лёгкий» запашок перегара. После встречи мои начальники дружно предупредили меня, что мне придётся иметь дело с настоящим «алкашом». Уже в Монголии Сергей Павлович рассказал мне, что накануне этой встречи в разведке он был в гостях у родных в Твери на поминках своего дяди, хорошо подвыпил, но вспомнив о встрече в КГБ, решил ехать ночным поездом и был настолько обязателен, что прямо с поезда, после бессонной ночи прибыл на встречу в Ясенево.

Плохое впечатление о Павлове существенно подправил Ф. Д. Бобков, в то время первый заместитель председателя КГБ.

Я побывал у Бобкова с обязательным визитом перед отъездом в МНР, так как в состав представительства, куда я ехал начальником, входили все основные линии работы КГБ. Бобков очень откровенно и весьма положительно характеризовал будущего моего посла как честного, умного и порядочного человека и посоветовал мне установить с ним хорошие деловые отношения. Мнение Бобкова было для меня очень ценным и сыграло положительную роль на первом этапе совместной работы с Павловым в Монголии. Позднее эти отношения переросли в дружбу. Прошёл год-полтора. Приближался очередной Пленум ЦК партии, на котором избирались члены ЦК. По неписаному правилу советские послы в социалистических странах, в том числе в МНР, должны были быть кандидатами или членами ЦК КПСС. На московской кухне ЦК кандидатура Павлова не устраивала, и «организаторы» пленума решили его заменить своим человеком, хотя по линии МИДа никаких претензий к Сергею Павловичу не было. Из Москвы пришло указание об отзыве Павлова, и он начал собираться, хотя не хотел уезжать — ему Монголия понравилась во всех отношениях. Уезжающего посла монголы решили наградить своим главным орденом — орденом Сухэ-батора. По этому вопросу должно было поступить согласие Москвы, иначе говоря ЦК. И вот в один прекрасный день раздался звонок по «ВЧ». Мне звонил первый заместитель заведующего отделом ЦК по соцстранам Замятин. Он извинился и, сославшись на разрешение Крючкова, спросил, не могу ли я уточнить, по какому вопросу генеральный секретарь ЦК партии Монголии Батмунх просит о личной беседе по «ВЧ» с Горбачёвым, в то время уже генеральным секретарём ЦК в Москве. Я был в курсе дел и тут же сказал, что Батмунх хочет переговорить о после Павлове. Замятин воскликнул: «Неужели вопрос в том, что Москва задержала согласие на награждение Павлова орденом Сухэ-батора! Мы завтра же направим такое согласие». Я возразил, что речь, скорее всего, будет не об этом. «Батмунх хочет просить Горбачёва не отзывать Павлова, так как тот завоевал большой авторитет и уважение в МНР, и это положительно сказывается на укреплении советско-монгольской дружбы». Замятин не скрывал своего удивления и очень благодарил за предоставленную мной достоверную информацию. Для него было важным упредить нового генерального секретаря о незапланированном разговоре. На следующий день состоялся разговор по «ВЧ» между Батмунхом и Горбачёвым. Аппарат ЦК «сделал своё дело».