Алексей Пантелеев - Наша Маша (Книга для родителей)

* * *

Сегодня с утра моросит дождь. Папа занимался гимнастикой в саду, а Маша кое-как в комнатах.

Это “кое-как” объясняется отчасти тем, что мама натерла в Ленинграде ногу (даже ноги) и с трудом двигается. Но для Маши очень нехорошо, что в первый же день возникло это “кое-как”. У нее это может связаться с приездом бабушки. Приехала— и вот сразу появились поблажки.

30.9.60.

Маша все с бабушкой. Со мной первую половину дня была суха и даже груба, а вечером, когда я лежал и читал, пришла и стала ласкаться.

Впервые, кажется, за все лето мы с мамой ходили вчера в лес вдвоем. Маша спала с бабушкой.

Бабушка, как и следовало ожидать, балует Машку, и Машка уже почувствовала, откуда дует ветер, и уже пробует командовать бабушкой:

— Бабушка, дай мне инжирного варенья! Бабушка, застегни лифчик!..

А бабушка рада и лифчик застегнуть, и варенья с горкой на блюдечко положить и даже замечать не желает грубости этих обращений.

* * *

Третьего дня, когда мама с папой возвращались из кино, к ним пристал маленький котеночек, очень похожий по расцветке на нашего Кисоню. Мы не заметили, как он пришел к нам на дачу.

1.10.60.

Удивительно развязная, нестеснительная наша Машка. В ее возрасте я даже со знакомым человеком стеснялся заговорить, а она, кого ни увидит, бежит: “Здравствуйте!” И пошло-поехало.

Вчера у наших хозяев полдня работал старик плотник. Стоит на лесенке, прилаживает кусок вагонки. Маша вернулась с прогулки и— сразу к нему:

— У нас новый котеночек!

Высокий, похожий на сенбернара старик— с лесенки:

— Ну?.. Вот это да! Котеночек?

— Нет, нет, не родился. Он просто пришел. Они с нашим котиком на улице спали. Не спали, а просто были на улице...

И тараторит— без конца.

Когда она ушла, слышу, старик говорит хозяйке:

— Нынешние ребята— уж такие трескуны, такие трескуны. Прежние-то— те стеснялись, что ли... А теперь, поглядишь, в автобусе или в трамвае— трещит и трещит. И о политике, и о чем хочешь.

* * *

Сейчас выходил во двор. Играет с бабушкой в магазин. Продает материю. Вертит ручку электрической кассы, трыкает, получает деньги. Поиграл и я с нею минуты две.

Бабушка стоит рядом, смеется, задыхается от смеха.

— Что это,— я говорю,— у вас тетя такая в магазине смешливая?

Бабушка обнимает меня, объясняет:

— Не могу! Очень уж вы серьезно. Как будто в настоящем магазине.

А как же по-другому играть?

Элико едет в Лугу— покупать билеты на автобус. Собираемся отбывать во вторник, 4 октября. Лето кончилось. До свиданья, Луга!

* * *

Это еще до приезда бабушки было.

Ела простоквашу. Запачкалась. Я говорю:

— Вытри, пожалуйста, подбородок.

Она— раз!— рукавом.

— Что такое?! Это кто тебя научил?

Гордо:

— Никто! Я сама придумала.

4.10.60. Ленинград.

Встали сегодня чуть свет. Укладывались. Только Машка, уложив свои небогатые пожитки, беспечно играла в саду.

Автобусом 13. 10 мы четверо (все, кроме Элико) уехали в Ленинград. В автобусе Машка льнула к бабушке. А в Ленинграде, очутившись в знакомой, милой обстановке, не выходила из моей комнаты, тянулась ко мне.

А мне было не до нее. Не успели приехать, не успел я войти в свою комнату, позвонил незнакомый человек и сообщил, что в субботу погиб, попал под трамвай, Викниксор, Виктор Николаевич Сорока-Росинский, мой старый учитель, основатель и руководитель Шкиды.

Подробно записывать сейчас не могу...

5.10.60.

Ездил сегодня хоронить Виктора Николаевича... Машка об этом не знает.

— Ты куда уходишь?

— Иду по делам.

Дела бывают всякие.

* * *

Накануне нашего отъезда из Луги я вынес из своей комнаты два чемодана. Вечером пришла ко мне Машка:

— Ой, что это у тебя за новый угол?!

Я объяснил ей, что угол тот же, только он опустел.

Присела, осмотрелась:

— Неинтересный какой-то угол.

* * *

Рассказывала одну из своих бесконечных сказок:

— Что такое? А! А! А!— Это кто? Это авы (то есть буквы “а”) идут... авторы... авторы идут!..

8.10.60.

За обедом я вспомнил, как в Луге Машка спрашивала: “А цыплята грузины?” Все засмеялись. И Машка, чувствуя на себе всеобщее внимание, решила, что надо его поддержать чем-нибудь.

— Наш кот— грузин, у него глаза черные,— заявляет она.

Это уже “слон”. Так мы называем состояние, в которое приходит Маша, когда слишком много в ее присутствии о ней говорят, восторгаются, смеются над ее остротами и словечками. Это по бунинскому рассказу “Слон”. Там девочка:

— Нет, правда, мама, почему у слона ноги распухли?!

* * *

Сегодня солнечный день. Солнце так и ломится в мое окно.

Маша с бабушкой только что отправились в Зоопарк.

— Смотри только,— сказал я,— чтобы вас там не скушали.

Она не засмеялась. Наверно, сказал я это слишком серьезно.

— Они же в клетках,— тоже очень серьезно ответила она.

9.10.60.

Была с бабушкой в Зоопарке. Там у львицы (или у тигра, как сказала мне по ошибке Маша) появились маленькие. Машка больше часа простояла у их клетки, и оттащить ее, по словам бабушки, было невозможно. Бабушка катала Машку на каруселях, на осликах, покупала ей раскидаев и вообще в субботний осенний день устроила первомайский базар. Мне кажется, что делать этого не нужно было. Вообще карусель в Зоопарке— это почти то же, что джаз-оркестр в девственном лесу. Общение с природой, с животными— и вдруг завывание патефона и кружение в деревянной лодочке или на деревянной лошадке. Разумеется, я не против лодочек и лошадок, но для этого существуют ЦПКиО и прочие луна-парки. А кроме того— это огромная физическая и психическая перегрузка: ведь впечатлений и без того хватает.

* * *

После ужина полчаса позанимались азбукой. Я похвалил Машку, она узнаёт (не читает, а узнаёт) некоторые слова: “папа”, “мама”, “Шура”, “мак”...

Вообще-то освоение грамоты идет туговато. Но ведь человеку всего два месяца на пятый год! Кроме того, сегодня мне пришла в голову мысль: хорошо ли я делаю, что занимаюсь с нею по вечерам, перед сном? Как успокоительное, снотворное— это средство, может быть, неплохое: оно не возбуждает, а усыпляет. Но, чтобы усвоить что-нибудь, и хорошо усвоить, надо заниматься в утренние часы. Может быть, удастся мне выкроить минут двадцать— полчаса утром, когда бабушка завтракает, перед Машиной прогулкой.

* * *

Утром Машка заявила, что видела страшный сон:

— Будто мы летели на вертолете: я, бабушка, тетя Гетта и Павлик. Мы в Лугу летели. Прилетели прямо в лес. А там— одни корешки, а шляпки у грибов кто-то срезал!

Действительно, сон страшный.

Я спросил, какой вертолет, как там внутри.