Друзей моих прекрасные черты. Воспоминания - Борис Николаевич Пастухов
Вы никогда не скажете, что ему около восьмидесяти. Он подтянут, со вкусом одет. Марат Васильевич – пример того, как надо достойно стареть, продолжая думать о родном государстве, о Москве, о семье и товарищах.
Знаю многих, кто хорошо относится к Марату, дорожит добрыми отношениями с ним.
Я горжусь нашей дружбой!
Глава 4. Афганистан: времена и люди
Осень 1989 года. Всего через неделю после завершения посольской работы в Копенгагене волею судеб и Министерства иностранных дел в Кабул – столицу Афганистана – прибыл новый посол Советского Союза Б. Н. Пастухов.
А было так… Я, посол Советского Союза в Дании, нахожусь с женой в командировке в замечательном датском городе Орхусе – самом крупном датском городе на континенте. Здесь проходит большая международная конференция, и почти все гостиничные номера заняты. Мы останавливаемся в небольшой гостинице католической школы. Унылое здание, маленькие комнатки, удобства в конце коридора. Вечер. Вдруг прибегает дежурный по гостинице и просит меня подойти к телефону. Слышу взволнованный голос советника – посланника нашего посольства Юрия Викторовича Ушакова (сейчас он помощник президента В. В. Путина). Эзоповым языком Юрий Викторович излагает, что получена телеграмма из Центра, в которой запрашивается мое мнение на предмет перевода послом в Республику Афганистан. Таким же эзоповым языком прошу Ушакова передать, что я благодарю за доверие и жду указаний, когда надо быть в Москве.
Возвращаюсь в свою «келью», жена в слезах, как будто уже знает предмет этого разговора (женская интуиция – великая тайна). Стараюсь успокоить ее, пытаюсь доказать, что предложение интересное, что в Афганистане уже безопасно, что военные действия там завершились, армия выведена. Действительно, к тому моменту СССР вывел весь наш ограниченный воинский контингент из этой страны. Я, кстати, никогда не считал вывод войск из Афганистана нашим поражением.
По сей день не утихают споры о нашем участии в афганской войне, я лично полностью согласен с выводами уважаемого мною человека – командующего 40-й армией генерал-лейтенанта Бориса Всеволодовича Громова, которые он приводит в своей книге «Ограниченный контингент».
«Я глубоко убежден, – пишет он, – не существует оснований для утверждения о том, что сороковая армия потерпела поражение, равно как и о том, что мы одержали военную победу в Афганистане. Советские войска в конце 1979 года беспрепятственно вошли в страну, выполнили – в отличие от американцев во Вьетнаме – свои задачи и организованно вернулись на Родину. Если в качестве основного противника ограниченного контингента рассматривать вооруженные отряды оппозиции, то различие между нами заключалось в том, что Советская армия делала то, что считала нужным, а душманы – лишь то, что могли».
Это справедливое утверждение, которое имел право сделать именно такой человек, как генерал Борис Громов, который не только словами, но и делами отвечает за свои высказывания…
Любая тема об Афганистане того периода без простого напоминания о Борисе Всеволодовиче Громове, Герое Советского Союза, боевом командарме 40-й армии, будет неполной.
Отмечу только одну его черту: он всегда берег жизни вверенных ему солдат и командиров. Это подтвердит любой, кто был как-то связан с Афганистаном.
Борис Всеволодович – человек замечательный, открытый, обаятельный, умеющий уважать и любить людей – об этом вам скажут многие, кто хоть немного знал его на посту губернатора Московской области.
В жизни Б. В. Громова бывало всякое. Большое горе, когда в авиакатастрофе разбилась его жена. И большая радость, когда у них с Фаей появилась маленькая Лизочка – лампадка, с которой они преодолеют все испытания в этой изменчивой, пестрой судьбе.
И вот – Кабул.
Вообще говоря, кабульский аэродром заслуживает особого рассказа, ибо это удивительное место, где потом мне приходилось многократно бывать, встречая и провожая делегации. Слышал я самые разные истории о том, что здесь происходило, когда в конце декабря 1979 года один за другим садились военно-транспортные самолеты с первыми советскими военными на борту, которым выпало вскоре штурмовать дворец Амина и обеспечивать ввод советского ограниченного воинского контингента.
Кабульский аэродром видел многое. С его взлетной полосы уходили на Родину большие и малые специальные самолеты, которые у нас называют «черными тюльпанами», о чем великолепно пел Александр Розенбаум, бывавший в Афганистане во время боевых действий.
«Черные тюльпаны» уносили домой в цинковых гробах мальчишек, погибших в боях и умерших от ран в кабульских госпиталях. Это называлось – «груз 200».
Своими глазами видел собачек, которые привычно подбегали к советскому военно-транспортному самолету, только что приземлившемуся в Кабуле, в надежде получить кусочек хлеба или колбасы. А к самолету уже стояла очередь из местных бедняков с канистрами, ведрами, которые пытались выпросить у летчиков немного авиационного керосина для своих нужд. Однажды очередь мгновенно разбежалась в разные стороны, а экипаж начал ловить собачонку, к животу которой был привязан динамит. Успели. Взрыва не произошло. Собака, экипаж, «керосиновая» очередь – все остались в живых.
В определенные периоды года снабжение советского воинского контингента да и афганской армии и гражданского населения осуществлялось по воздуху. Никогда не забуду, когда тревожный посольский телефон сообщил, что на аэродроме готовится совершить экстренную посадку наш Ил-76Т, который привез авиационное топливо. Шасси не вышло, и самолет вынужден был садиться брюхом на грунт. Кружить над Кабулом, вырабатывая топливо, было бессмысленно, ибо в нашем транспортнике для кабульцев «летели» несколько десятков тонн дизельного топлива.
Командира корабля привезли через полчаса в посольство. Пожилой мужчина в форме летчика гражданской авиации еще не отошел от пережитого. Он увидел на посольском столе для заседаний старорежимный графин с водой, попросил разрешения, схватил его… и выпил до дна!
Потом он, получив возможность связаться по ВЧ со своим авиационным начальством в Ташкенте, несколько успокоившись, доложил о происшествии на борту. О том, что шасси не выпустилось и он вынужден был сажать самолет на грунт.
Посадка прошла успешно, мастерство летчика оказалось на высоте. Самые его ужасные переживания связаны с тем, что, когда эта многотонная махина скользила на брюхе по земле, из кабины он увидел бегущего впереди члена экипажа – бортового рабочего, который обычно сидит на месте стрелка-радиста в хвосте самолета. Так как самолет был гражданским, назначение рабочего было открывать аппарель. Но когда прозвучала команда пилота: «Садимся на грунт», он открыл аппарель, вывалился из самолета, летел кувырком, ободрался, вскочил на ноги и, окровавленный, ободранный, обогнал скользящий по земле самолет, убежденный, что сейчас он взорвется. К счастью, взрыва не произошло.
Потом долго-долго лежал этот самолет на брюхе рядом с посадочной
