Дмитрий Рогозин - Ястребы мира. Дневник русского посла
Со стороны сербов началось формирование системы территориальной обороны и вооруженных сил Краины. Им на помощь хлынули добровольцы из Сербии. Части регулярной Югославской народной армии (ЮНА) вошли на территорию Хорватии и к августу 1991 года выбили из всех сербских районов добровольческие хорватские подразделения. Но после подписания перемирия в Женеве армия прекратила помощь краинским сербам.
Новое наступление хорватов вынудило сербов к отступлению. С весны 1991 года по весну 1995-го Краина была частично взята под защиту «голубых касок». Однако требование Совета Безопасности ООН о выводе хорватских войск из зон, контролируемых миротворцами, выполнено не было. Хорваты по-прежнему предпринимали активные военные действия с применением танков, артиллерии, ракетных установок. В результате войны в Хорватии в 1991–1994 годах погибло 30 тысяч человек. Только прямые финансовые убытки оцениваются в более чем 30 млрд долларов.
В мае-августе 1995 года хорватская армия провела хорошо подготовленную операцию по возвращению Краины в состав Хорватии. В ходе военных действий погибло несколько десятков тысяч человек. 250 тысяч сербов вынуждены были покинуть республику. Всего за период с 1991 по 1995 год из Хорватии выехало более 350 тысяч сербских беженцев. Но потерей Сербской Краины трагедия сербов не ограничилась.
В октябре 1991 года в отсутствие депутатов-сербов Скупщина Боснии и Герцеговины провозгласила независимость республики. В ответ через три месяца Скупщина сербского народа провозгласила Республику Сербскую Боснии и Герцеговины в составе югославской федерации.
В апреле 1992 года исламские боевики захватили в Сараево районные отделы милиции и важнейшие городские объекты. Путчистам противостояли бойцы сербской добровольческой гвардии. Югославская армия отвела свои подразделения с боевых позиций, а затем была блокирована мусульманами в казармах. За 44 дня войны погибло более 1300 человек, число беженцев составило 350 тысяч человек.
США и их союзники методично провоцировали гражданский конфликт в Югославии, подбадривая словом и делом сепаратистов. Когда же сторонники сохранения единого государства решили применить силу против мятежников, Запад обвинил официальный Белград в разжигании конфликта в Боснии и Герцеговине. После ультиматума ОБСЕ югославские войска были вынуждены покинуть территорию республики. Но обстановка так и не стабилизировалась. Теперь с участием хорватской армии вспыхнула война между боснийскими хорватами и мусульманами. Руководство Боснии и Герцеговины развалилось на самостоятельные этнические группировки.
Тем не менее Соединенным Штатам все же удалось примирить «непримиримых». Католики-хорваты и мусульмане договорились «дружить» против православных сербов. В марте 1994 года была провозглашена мусульмано-хорватская федерация и принято решение о создании совместной армии. ВВС стран НАТО нанесли бомбовые удары по сербским позициям. Американцы не пожадничали на вооружение и обучение мусульмано-хорватскои армии, и вскоре она перешла в наступление.
Боснийским сербам никто не помогал. Россия от них отвернулась. Милошевич тоже не хотел осложнений с Западом и предал боснийских сербов. Возможно, президент Югославии испытывал к их лидеру, профессору Радовану Караджичу, нечто похожее на ревность, но факт остается фактом — ЮНА в конфликт не вмешивалась.
Тысячи сербских патриотов, среди которых было много кадровых офицеров югославской армии, переходили полупрозрачную югославско-боснийскую границу и вливались в ряды вооруженного сопротивления. Особым уважением среди сербских бойцов пользовались добровольцы из интернационального православного отряда. В его составе я встречал и болгар, и греков, и даже двух крещенных в православной вере граждан США. Но костяк отряда составляли «царские волки» — добровольцы из России. Они ходили в разведку, первыми шли в атаку, увлекая за собой сербские дружины. В мусульмано-хорватскои армии на «царских волков» была объявлена настоящая охота, но после столкновения с русскими добровольцами в открытом бою пыл «псов войны» остывал. Мне не известны случаи попадания «волков» в плен к врагу. Я думаю, таких случаев не было.
В 94-м во время боев под Ново-Сараево я неожиданно встретил своего знакомца со времен Приднестровской войны. Это был рослый черноморский казак. На Украине он оставил семью и уехал воевать за славянское дело в Югославию. Воевал больше года. Схоронил несколько товарищей.
Через два года, когда сербам придется навсегда покинуть Сараево, они заберут с собой гробы своих павших боевых друзей. Ни одной сербской косточки не останется на глумление врагу! Не останется на территории мусульмано-хорватской федерации и русских могил. Все павшие в бою «царские волки» будут перезахоронены под городом Баня-Лука, куда сербы перенесут столицу своей республики.
Наверное, в национальном характере сербов, как и у любого народа, можно найти массу недостатков. Но то, как сербы относятся к своим мертвым, не идет ни в какое сравнение с тем, что сделали мы, русские, со своими убитыми и ранеными, оставляя их на полях сражений в Чечне; с тем, как поступила наша власть с русскими жителями Грозного, «отутюженного» российской авиацией; с тем, как поступали наши бюрократы с русскими беженцами, в рубище, с голодными детьми на руках вырвавшимися из кошмара чеченской войны. Сербы — дружный и цельный народ, веками помнящий и добро, и зло. И сейчас, оставленные Россией и всем миром, потерявшие половину территории и массу народа, они не сломлены. Они по-прежнему помнят, кто их враг и кто им помогал в самые трудные дни борьбы за честь и национальную независимость.
Во время боснийской войны мне в качестве журналиста приходилось часто бывать на передовых рубежах обороны сербской гвардии. В январе 95-го наша машина, в которой помимо меня и моего боевого товарища Михаила Нуждинова находилось несколько сербских солдат и русских добровольцев, была расстреляна из засады исламскими боевиками.
Мы возвращались в город Пале, где находилась ставка Радована Караджича. Дорога была горной, крутой, заваленной снегом. Склон покрывал молочный туман, поэтому двух стрелков водитель нашего микроавтобуса заметил слишком поздно. Открыв огонь на поражение, они убили шофера и двух соседей, сидевших слева и справа от меня. Ответным огнем оба нападавших были застрелены. Автоматная очередь прошила корпус автомобиля как швейная машинка, разбив лобовое стекло и унеся несколько человеческих жизней. На мне же не было и царапины.
Ровно через год в Сараево я снова попал в переплет. В коридоре длинного перехода между мусульманской и сербской частями города, напоминавшем строительный забор, замешкалась пожилая женщина. Она тащила на себе какие-то тюки и совсем запуталась в них. Для снайперов, которые в те дни безраздельно хозяйничали в разрушенном Сараево, женщина была как на ладони. Не желая стать мишенью для обезумевших от крови стрелков, жители города натягивали посередине улиц веревки или проволоку и набрасывали на них одеяла, простыни, старые ковры — все, что могло ухудшить обзор снайперов и скрыть от них передвижения людей. Я решил вызволить несчастную женщину и побежал ей навстречу по коридору перехода. Мне удалось буквально оттащить ее вместе с «узлами» метров на пятьдесят, где мы смогли укрыться за броней французского бронетранспортера, раскрашенного в бело-голубые цвета миротворцев.