Виктор Агамов-Тупицын - Круг общения

Партизанские вылазки в институциональный мир искусства совершал Александр Бренер, а пересечения с институциональной религией зафиксированы в акциях Авдея Тер-Оганьяна, в действиях «Pussy Riot» и в случае выставки «Осторожно, религия!» (2003). Навыки партизанской «войны» в эпоху глобального капитализма можно позаимствовать у группы «Война»194. Стратегию ее участников лучше всего анализировать не со стороны, а по-партизански, находясь в той же землянке, что и они (см. ил. 25.2).

Главное в партизанской деятельности – это взрывные работы в пределах собственной психики. Одни художники это делают сообща, другие независимо от соседа. Случай Ирины Наховой (cм. гл. 15) и Павла Пепперштейна (см. гл. 16) примечателен в том отношении, что оба они являются противниками (стихийными оппонентами) институционализации. Так, Нахова прервала преподавательскую деятельность в США, чтобы продолжать работу над инсталляциями в рамках автономной активности, что в свою очередь подразумевает относительную независимость выставочной карьеры художника от индустрии культуры. То же самое – Пепперштейн: не имея постоянного адреса, он ведет номадический образ жизни и напоминает конспиратора-террориста, склонного к перемене мест. Охота к перемене мест распространяется на теоретическую рефлексию, а также на смежные эстетические практики – прозу, поэзию и музыку (rap).

Казимир Малевич однажды сказал, что «гражданская война в искусстве продолжается до сих пор», и, хотя Андрей Монастырский вряд ли с этим согласится, партизанская фраза Малевича могла бы стать еще одним, пятым лозунгом группы «Коллективные действия», вывешенном в подмосковном лесу.

25.2

Слева: акция группы «Война» «Хуй в плену у ФСБ!», Литейный мост, Петербург, 2010; справа: Авдей Тер-Оганьян требует убрать его работы из Лувра с выставки «Русский контрапункт», 2010.

Кабаков 1970-х и 1980-х годов – это типичный «партизан», т. е. представитель нерегулярного армейского коллектива московских концептуальных художников (cм. гл. «Московский партизанский концептуализм»). Перечень участников этого коллектива можно найти в тексте Монастырского и Владимира Сорокина «Аеромонах Сергий», где всем концептуалистам присвоены воинские звания. Что касается «ретроспективы» Кабаковых в Москве, то ее можно назвать возвращением партизана, но уже в новом качестве – в качестве представителя регулярной воинской группировки, являющейся частью индустрии культуры. То есть сам он уже не партизан – партизанами стали фантомные персонажи, которым Кабаков перепоручил партизанскую функцию (Розенталь, Спивак и «Кабаков» как подставное лицо)195.

Ни для кого не секрет, что в России создается Новое Официальное Искусство – сокращенно НОИ (Олег Кулик, Владимир Дубоссарский & Александр Виноградов, AES+F, Анатолий Осмоловский, Эрик Булатов и вот теперь – Кабаков), а также Новая Художественная Бюрократия – сокращенно НХБ (Иосиф Бакштейн, Ольга Свиблова, Екатерина Деготь и т. д.). Парадокс в том, что НХБ и НОИ частично комплектуются из рядов бывшей «оппозиции». Это как в «Железной маске» Дюма: два брата-близнеца, один король, а другой – узник, мечтающий о королевской власти. Достаточно поменять их местами, и никто не заметит разницы. В контексте сказанного, т. е. в условиях пролиферации НОИ, теория «партизана», практикуемая (сознательно или на бессознательном уровне) группами «КД», «Капитон» и «Купидон»196, представляется не менее важной, чем в 1970-х и 1980-х годах. На сегодняшний день это фактически единственная антитеза как новому, так и старому официальному искусству. Напомню также введенное Юрием Альбертом понятие «нового дегенеративного искусства», импонирующее мне в гораздо большей степени, чем НОИ.

Изложу вкратце свою «гидравлическую» теорию концептуализма в России (см.: ХЖ, № 73197). Как известно, в имперском Китае поэты и художники были чиновниками, управлявшими ирригацией (орошением рисовых полей), и, вопреки своим талантам и высокому уровню рефлексии, не только воспевали стагнацию, но и препятствовали каким-либо изменениям. Эта инерционность привела к тому, что китайская цивилизация отстала от более динамичной европейской цивилизации как в экономическом отношении, так и в плане социальных реформ. В результате Китай стал колонией. Естественно, московских концептуалистов нельзя полностью отождествить с бюрократами и чиновниками имперского Китая, однако на символическом уровне они вполне сопоставимы. Парадокс в том, что, будучи наиболее продвинутой частью художественной среды, концептуалисты – это часовые стагнации. Сегодняшняя Россия – типичное «ирригационное общество» с той только разницей, что вместо водных ресурсов используются нефтяные. Представители гидравлической198 иерархии, занятые «орошением» экономики нефтью, до последнего времени спонсировали и коллекционировали современное российское искусство, обменивая прибавочную стоимость на прибавочную символизацию. В то время как китайским ирригаторам-интеллектуалам приходилось в основном «лить воду», их потомкам надлежит лить нефть или, точнее, наблюдать за тем, как это делают их спонсоры.

По-видимому, пришло время воспринимать стагнацию как энергетический ресурс – будь то стагнация корпоративных и правительственных структур или стагнация академического истеблишмента и художественных институций. Каждая из этих стагнирующих структур уже достигла кондиции, необходимой для конвертирования в гидрокарбоны. Если к стенам музеев или государственных учреждений присоединить трубопровод, то по нему потечет нефть, которую можно по сходной цене транспортировать в соседние страны. Стагнация – национальное достояние России, и к ней нужно относиться как к ликвидности. То же самое касается стагнации наших политических убеждений и нашего отношения к современной культуре. Фактически трубу можно присоединить к каждому из нас.

Под занавес хотелось бы порекомендовать сайт Летова (www.conceptualism.letov.ru), которым можно воспользоваться для ознакомления с фактографией перформансов группы «КД», а также с текстом Монастырского про «трактор-пиздец» и связанной с ним акцией группы «Капитон». Примечателен «лаканизм» названия. У Лакана «капитон» – пристежка, пристежка означающего к определенному символическому месту в цепочке сигнификаций (signifying chain). К чему Монастырский пристегнул себя и своих сообщников и уместно ли в случае московского партизанского концептуализма говорить об «отвязанности» в пристегнутом состоянии – ответ на этот вопрос пока остается открытым. Тем более что в большинстве случаев меняется не место пристежки, а имя этого места199. Пример – переименование группы «Капитон» в группу «Корбюзье». Переименование тождественно или коэкстенсивно исправлению имен, к которому призывали Платон и Сенека, а также конфуцианцы (Мэн-цзы, Сюньцзы). Для реализации их проекта необходимо обратить вспять процесс искажения. Чтобы направить его в обратную сторону, нужны хаотические усилия – партизанский броунизм вместо институциональной линеарности. Цель – создание нового неофициального или нового альтернативного искусства (НАИ). Необходима очередная схизмизация культуры (от слова схизо– или шизо-) с целью размежевания, имевшего место в прошлом, когда автономное искусство не пересекалось с советской индустрией культуры. Теперь ему предстоит не менее радикальный разрыв отношений с новым официальным искусством (НОИ) и новой художественной бюрократией (НХБ). В противном случае у автономного искусства нет шансов на выживание. Однако схизм (schism) должны осуществить сами художники. В этом им никто не сможет помочь, кроме них самих.